class="p1">Только время беспощадно. И даже я со своей верой в волшебство и чудеса, понимала, что нужно забыть и просто начать жить дальше.
Уже на подъезде к дому, пока таксист маневрировал между домами, пытаясь подобраться поближе к указанному адресу, мне позвонил дорогой жених.
Побеспокоился, куда я пропала. Ответила просто, что устала и немного опьянела.
– Ну и хорошо, кисуль, что ты уехала. Тут уже просто бардак, все нажрались. Половина мужиков пошла покорять третий этаж. Я немного поговорю с ребятами и тоже домой. Увидимся послезавтра. Завтра даю возможность тебе отоспаться. Люблю тебя, моя конфетка.
– Угу, и я… Пока.
Меня передернуло в омерзении от этого их корпоративного "кисуль". И снова выбросило в воспоминания, там, где мне всегда хорошо…
Йорик никогда не называл меня как-то обыденно. Для него я была ромашка, волшебница, хохотушка. Он просто обожал прикасаться к моим волосам, перебирать пряди, пропускать их между пальцев, каждый раз говоря, что они переливаются золотыми искрами, как у настоящей феи. И эти скромные прикосновения рождали в моей душе и смятение, и огонь, но никогда не были противны…
Я сама себе уже не нравлюсь. Со своими закидонами. И да, к психологу я ходила. И мне сказали, что это нормально, придумать себе друга в детстве. Возможно сказалось то, что я единственный ребёнок в семье, что мне не хватало общения или внимания. В общем, через два часа промывки мозгов я ушла ни с чем. Единственное, что понимала и без врача, что нужно себя переломить и начать хоть с кем-то отношения. Настоящие…
Как раз на ловца и зверь. В тот же месяц мы познакомились с Игорем.
Кофе. Бессонная ночь. Снег за окном.
Моя комната.
Уже, конечно, не та, что раньше. Здесь и мебель другая, да и ремонт теперь по последним веяниям моды. На окне вместо штор – занавесь из тонких радужных жгутов, подсветка везде, где только можно, удобный компьютерный стол, кресло, кровать для меня одной.
Я мечусь, как раненый зверь, потому что предоставлена сама себе вдоволь. Родители уже пару лет как живут отдельно, в загородном доме. Видимся по выходным, но и этого мне достаточно. Отчего-то в собственной семье теперь неуютно, одиноко и даже немного завидно. Возможно потому, что папа и мама до сих пор относятся друг к другу очень трепетно. А я, как кактус, выросший среди фиалок. И моя вторая половинка неизвестно где. И вообще, жив ли он? Ну вот, снова думаю о плохом. А не стоит…
Забираюсь в кресло с ногами, включаю комп и открываю сразу все соцсети. Иногда в интернете просиживаю часами, впитывая, как губка, чужую жизнь, чужое счастье. И тайно надеюсь, что вдруг, по правилу пяти рукопожатий, среди моих знакомых промелькнет фотография Йорика. Хотя, возможно, он теперь совсем-совсем другой, и я его, повзрослевшего, даже сразу не узнаю.
Обидно, ведь у него есть их общая фотография. Как раз в последний совместный новый год он получил от дядьки в подарок фотоаппарат с моментальными снимками. И они с Йориком сделали один, стоя у окна, чтобы хоть немного захватить свет уличных фонарей – потому как от карманного толку не было никакого. Фотка получилась странная. Меня на снимке видно хорошо, а его – практически нет.
Помнится, я ужасно тогда расстроилась, но Йорик, нежно погладив меня по руке, сказал, что оставит эту – испорченную – себе, а мне сделает новую, хорошую. Просто днем, и сфоткается один. Но, так и не вышло. Фотоаппарат вдруг зажевал кассету с бумагой и благополучно отправился в ремонт по гарантии…
Тогда никто из них не мог даже подумать, что эта фотография будет единственным подтверждением их встреч, и "неразлучные Еська и Йорик" больше никогда не увидятся…
Отбросив вновь наползающую тоску от воспоминаний и счастливых лиц знакомых, я выключила комп, взяла ручку и блокнот, решив составить план дел и покупок.
Осталось три дня до Нового года, как мало…
Уснула только под утро и, проспав практически до обеда, теперь всю вторую половину дня я моталась по магазинам, покупая подарки. Сложнее было придумать и выбрать подарок для моего дорогого, во всех смыслах, жениха.
Что дарить человеку, если у него все есть?
А вот и он, кстати. Легок на помине. Звонит по видеосвязи, наверное, думает, что я дома.
Как же с ним поговорить, как не вовремя!
Пришлось мне отойти в сторонку, где проходит поменьше людей и нет шанса быть сбитой с ног.
Я отошла в закуток, прислонилась к огромной колонне, подпирающей потолки торгового центра, и ответила на вызов.
– Привет, кисуль. Ты как? Я только проснулся. Ты не в обиде, что пришлось добираться самой? Я не вызвал тебе такси.
– Привет. Перестань, все нормально. Я и сама в состоянии заказать машину. И тем более сейчас не дома, хожу по магазинам, ищу подарки.
– О, да ты просто живчик! Мне кажется, я не встану до завтра, – Игорь потер рукой свое помятое опухшее лицо.
Какая-то мысль царапнула, но ушла на второй план. И, пока Игорь потоком выливал на меня информацию о событиях вчерашней пирушки, я пыталась понять, что же не так?
Почему я вижу его в камере так близко? Обычно Филиппов сидит весь при параде, в большом кожаном кресле, снимая себя, красавчика, в полный рост. Да и раздетым я его видела не раз. А сейчас стесняется, что ли?
– Игорек, ты не мог бы мне помочь? Понимаешь, у меня нет с собой карты клиента в ювелирный. Я как раз нахожусь рядом с "Серебряным копытцем". Продиктуй, пожалуйста, номер со своей. Хочу маме купить янтарные бусы, она давно хотела…
– Ок, кисуль, не вопрос. Игорь тут же оставляет телефон, вылезает из постели и идет к столу, чтобы достать из кожаного портмоне нужную карту. А потом точно так же спешно возвращается и, ежась от прохлады, охватившей тело, и прищуриваясь, начинает диктовать выбитые на дисконте цифры.
Я старательно делаю вид, что записываю. Хотя к чему? Стараться уже явно бессмысленно. Все и без того становится понятным.
Не знаю, как удержалась на ногах, осознав горькую действительность, хотя перед глазами в первый миг все поплыло от волнения. Но нахожу в себе силы и бодрым уверенным голосом отвечаю жениху:
– Игорь, спасибо за все. Правда, ты настоящий герой. И не только мой. Кстати, попроси Галину, чтобы смазала тебе царапины на спине, ну и ухо заклей лейкопластырем, что ли. А то смотрится стремно. – Игорь дергается, как от пощечины, но молчит. А
