полным идиотом и забивал болт на всё, он не бросил меня, пытался тащить как мог, но я считал, что это из-за его желания хорошо выглядеть в глазах Яковлевой. Всё же от того, что напишет секретарь комсомольской ячейки школы очень многое зависит в дальнейшем.
Но сейчас он меня поразил хотя бы тем, что считал меня своим другом, несмотря на все наши разногласия в прошлом. И если подумать, он первый и почти единственный кто сразу поверил в то, что я изменился. Так что даже меня, старого циника, сейчас пробрало. Но и бежать извиняться я не собирался. Комсомол — это неплохо, но и без него люди живут, тем более что ещё ничего не закончилось. Я не шутил насчёт суда, слава плагиатора мне была категорически не нужна. И я был готов идти до конца, хоть до того самого ЦК партии. Хотя бы потому, что иначе потерял бы уважение к самому себе, а без этого какой смысл жить.
— Это правильно, молодой человек, что вы сразу ко мне приехали, — Иосиф Эмильевич налил чай в чашку и пододвинул её ко мне. — Но, таки могли это сделать и до того, как наворотили дел. Хотя бы позвонить. Я не скажу, что большой специалист в делах комсомола, но кое-что мог бы посоветовать.
— Слишком быстро всё случилось, — я поморщился, принимая напиток. — Такое ощущение, что это домашняя заготовка. Всплыла эта история с плагиатом и сразу бах! И тебе товарищи из райкома партии и из комсомола, и тут же это… Аристарх.
— С Матвеем, значит, познакомились, — кивнул Цемель, наливая чай теперь уже себе. — Замечательно. И как вам?
— Крыса, — я не стал выбирать выражения и вывалил всё что думаю. — Для своих лет, конечно, выглядит импозантно, но прям несёт от него гнилым душком. Уверен, он если не инициатор этого судилища, то активный участник. Устроили, блин, плохого и хорошего копа. Я только не понимаю, зачем? Что дало бы, если бы я признал, что пару строчек к песне взял у другого автора? В чём смысл всего этого?
— Эх Семён, Семён, — укоризненно покачал головой продюсер. — Ты сам не понимаешь, что на тебя свалилось. Да половина поэтов за твои стихи руку отдаст, а другая — обе. И дело не в том, что ты хорошо пишешь. Уж извини, но половина текстов такой примитив, что мама дорогая. Обнять и плакать. Но при этом все они ложатся на музыку так, что хоть сейчас иди на студию звукозаписи. А это и слава, и деньги.
— Что-то по Митрофанову не видно, чтобы он бедствовал, — я припомнил разодетого словно английский денди парторга. — Да и что сделает одна песня? Стоило мараться.
— Ещё как стоило, дорогой ты мой человек. — покачал головой старый еврей. — Где одна там и две. Или три. Кстати, сколько их там у тебя, мне ты эти записи не показывал. Ведь главное было тебя зацепить, а там уже раскрутить по полной. Может отобрать все не получилось бы, но как минимум Матвей соавтором бы стал. А это для него очень много стоит, и главное тут далеко не деньги.
Иосиф Эмильевич перелистнул пару страниц тетрадки, которую я забрал у Ленки, и постучал по ней пальцем. Я молчал, слушая что скажет старший товарищ. Не то, чтобы я не понимал, что двигало Аристархом, но при этом что коммунистическая идеология, что советский шоу-бизнес был для меня Терра инкогнито. Да и не советский тоже, чего уж греха таить. А что творится во всех этих Союзах писателей, композиторов и прочей богемы я даже представить себе не мог. Так что в такой ситуации не грех обратиться к умному и опытному человеку, что варится в этой кухне больше, чем лет этому телу.
— Ты, Сёма, написал очень хорошие песни. Правильные, идеологически верные, такие, как надо. — Цемель перелистнул ещё страницу. — И вновь продолжается бой, и сердцу тревожно в груди… да. Готовый гимн стройотрядов, можно сказать. Официально такого нет, так что вполне можно попытаться продвинуть этот вариант. А это уже признание всесоюзного уровня. Такое, какого многие авторы не достигают никогда. А уж Матвейке оно тем более не грозило. Графоман он, и выехал только на теме коммунизма, просто побоялись его срезать. Но с тех пор прошло тридцать лет, но ничего стоящего Митрофанов так и не написал, хоть и закрепился на должности парторга. Но ходят слухи качается под ним кресло, молодые да дерзкие давят, говорят, неправильно, когда вторым, а может и первым человеком в отделении Союза писателей сидит пусть заслуженный, но человек без новых произведений.
— И Аристарх решил на моём горбу в рай въехать. — я чего-то подобного и ожидал, только не думал, что так нагло будут действовать, но и этому было объяснение. — А раз вы говорите, что песня хорошая, могут и народного артиста дать, так?
— Конечно! — прищурился Иосиф Эмильевич, довольный моей догадкой. — Заслуженного Матвей уже лет пять как получил и давно понял, что это объективно, его потолок. Но амбиции то никуда не делись, а тут такой случай! Однако, меня больше интересует, почему в райкоме ему сразу поверили и тут же устроили судилище. Вот это не сходится. Митрофанов, конечно, величина, но лишь в Союзе писателей. В райкоме к нему, конечно, прислушаться должны были, но чтобы вот так сразу обвинить тебя в плагиате… не понимаю.
— У меня хватает врагов, которые могли провернуть что-то подобное, — я покачал головой и озвучил мысль, которая появилась ещё на собрании, правда там из-за развития событий я даже заикаться о таком не стал, — Иосиф Эмильевич, а может стоит взять Митрофанова в соавторы? Таким образом привлечём его на свою сторону и отобьёмся от всех обвинений. Что думаете?
— Я считаю это таки очень плохой ход, — покачал головой импресарио, — Как минимум это даст Матвею ощущение, что он прав. А такие как Митрофанов — это плесень. Если дать ей завестись, и тем более обеспечить питательной массой они не успокоятся пока не захватят всё что только можно. И ты сам не заметишь, как будешь работать на него. Так что нет, это не выход. Матвею надо дать по зубам, и так сильно, как только сможем. А ещё этого бы не случилось, если бы ты сразу показал мне эти тексты.
— Виноват, — я покаянно опустил голову, но тут же поинтересовался, — а что с остальными? Всё оформлено как надо?
— Я иногда поражаюсь вам, молодёжи, — тяжело вздохнул Цемель. — Мы такими безалаберными
