…начальник Дневного Дозора увидел, как падает один из сильнейших магов его команды. И вошел в Сумрак.
– Если там, конечно, был какой-то Сумрак, – уточнил Великий Темный. – Очень светло. Светлее, чем во время ядерных испытаний.
– А ты наблюдал в Сумраке ядерные испытания?
– Я их для этого и устроил однажды…
Гесер обернулся и пристально посмотрел на него. Он явно не знал таких подробностей.
– Если Невидимка Иной, то величайший из великих, – невозмутимо сказал Завулон. – Потому что я его не почувствовал. Совершенно.
– Невидимка не Иной, – ответил Пресветлый. – Я уже почти понял, в чем тут дело… Но надо проверить. Антон, мы оба еще какое-то время будем восстанавливаться. Так что ревоплощать Соню Лагутину придется тебе. Справишься?
– С-соня – это та девушка-волшебница? – слегка заикнувшись, уточнил я.
– Ну не парень же – оборотень, – изумился на меня Темный.
Я кивнул. Опыта ревоплощений у меня, разумеется, не было, но и альтернативы – тоже.
В приемной послышался шум.
– Борис Игнатьевич! – донесся девичий голос.
– Что такое? – Гесер не успел договорить, как в кабинет влетела запыхавшаяся Юлечка.
– Вы извините, что я… – выпалила она. – Аналитики нашли Невидимку!
* * *
– Махешвара? – переспросил подвижник, глянул в небо и улыбнулся. – Воистину, юная женщина, голова твоя полна теней…
Чакрадэви подняла голову, озираясь. Брякнуло на пышных, словно у апсары, грудях Ожерелье Коттравей, самый мощный из ее амулетов. То была низка маленьких черепов, выточенных из слоновой кости и дерева удумбара…
– Колдунья! – вскочил один из учеников, телом подобный быку, но лицом – почти ребенок. Остальные зашумели. – Да она колдунья, Учитель! Изгнать!
Проповедник стремительно обернулся – на миг блеснула кшатрийская выучка, – взглядом обуздал смутьяна.
– Счастливы невраждующие среди враждебных, – неожиданно мягко сказал он. – Полный привязанностей, раздающий именования разве достигает освобождения?
Он не признавал варн. Он удостоил ее беседы, колдунью, дравидку, шудрани с арийским именем Чакрадэви и вторым, сумеречным – Фуаран. Кшатрий царского рода, вероучитель, несущий свет, усадил ее рядом, одарив своей милостью. Над ними раскинул ветви могучий пиппал, священное дерево, которому предстояло вскоре сменить название, запечатлев величие его духа…
– Ты хочешь спрашивать, – сказал он. – Спрашивай.
– Почему не действуют мои чары?
– Если рука не ранена, можно нести яд в руке, – безмятежно ответил вероучитель. – Яд не повредит не имеющему ран. Кто сам не делает зла, не подвержен злу.
– Скажи, подобный льву, ведь это о тебе ходят легенды, – несмело произнесла Чакрадэви, стараясь не поднимать на него глаз, – что при рождении тебе было предсказано две судьбы?
– Вероятно, обо мне.
Она почувствовала, как по ее щеке скользнул непристальный взгляд.
– Ответь, Махешвара, почему ты не избрал долю великого государя, обладающего властью, сияющего победным блеском? Почему надел рясу и отказался от всей красоты мира?
– Да ты умеешь изысканно говорить, о женщина из варны шудр: точь-в-точь ученый брахман.
Чакрадэви вздрогнула и сжалась. Но улыбка его была светла.
– Быть царем? – промолвил вероучитель. – Внушать ужас народам? Может быть, жить вечно?
Он помолчал.
– Есть травы, вкусив которых человек воочию зрит Девалоку, наслаждается ласками апсар, повергает полчища врагов и возносится над царями. Но все это только сон и дурманные видения. Скажи, согласилась бы ты навеки отдать себя во власть такого снадобья?
– Нет, – прошептала колдунья. – Но…
– То, что ты полагаешь настоящим, – другое?
Чакрадэви поклонилась, сложив ладони у лба, как изъявляют почтение царю, учителю или богу.
– Женский ум невелик, поэтому мне не понять тебя, Махешвара. – Она упорно продолжала именовать его божеством. – Я не слышала Вед и Веданг, и моя гуру-дэви учила меня деланию колдовства, а не постижению Атмана.
– Любой разум умалится, если не утруждать его, – лукаво проговорил вероучитель. – Хорошо, пускай так: мир, который ты называешь обыденным, на самом деле тоже призрачен. Это словно бы крыша всех призрачных миров. А над крышей есть небо… Слеп этот мир; немногие в нем видят ясно. Подобно птице, освобожденной из сети, лишь немногие попадают на небеса.
Чакрадэви кусала губы.
– Ты сказала – Веды? – Он заглянул ей в глаза. – Один гимн ты наверняка слышала не раз. – И он произнес звучно и гладко, как лучший из брахманов: – «Пришел сюда бог Агни, убийца ракшасов, изгоняющий болезни, дотла сжигающий двуличных и колдунов. Встреть огнем колдунов! Идущих навстречу колдуний сожги, о оставляющий черный след! Та, что прокляла проклятьем, что вложила зло в свой корень, что схватила младенца, чтобы лишить его сока жизни, – да сожрет она своего сына! Да сожрет своего сына, сестру свою и внучку! Да уничтожат друг друга лысые колдуньи, и да будут разбиты!»
– Да, – сказала колдунья. – Этот гимн часто поют.
– Тебе радостно его слышать?
Чакрадэви привычным жестом положила руку на Ожерелье Коттравей. Изготовляя этот амулет, посвященный кровавой богине, каждый из маленьких черепов вкладывали в человеческое сердце: в ладонь должно было ударить жаром, почти опалить… но бусы остались просто бусами. От растерянности она позабыла сказанное ей и жалобно захлопала ресницами.
– Ни на небе, ни среди океана, ни в горной расселине, под солнцем или в тенях – не найдется такого места на земле, где бы живущий избавился от последствий своих дел, – тихо молвил учитель.
Он отпустил ее, благословив, но она шла, стиснув зубы, и все никак не могла провалиться в тени – не потому, что чувствовала препятствие, но по причине, скрытой от нее самой.
Боги, почему он не избрал великий царский путь?
Чакрадэви согласилась бы мести полы в покоях его жен, тая надежду, что повелитель однажды завалит мимоходом шуструю служаночку… ей недолго пришлось бы упражняться в смирении! Что проще, чем заворожить мужчину, для такой, как она, это сущий пустяк. Она быстро стала бы госпожою Прамадаваны, сада наслаждений, а там, возможно, пожелала бы трона… Но разве не лучшей из жен была бы она? Разве не умирали бы враги ее владыки от необъяснимых причин, а сам он не сохранил бы силу до глубокой старости?
О, смуглянка-змея Чакрадэви сумела бы завладеть сердцем льва!
Видение предстало ей так ярко, что колдунья замотала головой, тихо всхлипнув. Ну почему, почему, почему?
Бесконечно опечаленная, она перебирала в уме возможности, которые могли бы открыться ей и миру, избери красавец-проповедник иную судьбу, сыпала проклятьями на десять сторон света… и навсегда забывала последние обращенные к ней слова.
– Ты и подобные тебе – вы настолько потонули в существовании, что не способны покинуть его даже после смерти… Можно ли не относиться к вам с состраданием?
* * *
Гесер встал. Завулон уселся на стол.
– Ну-ка? – веско подбодрил шеф.
– Вот! – Юля тряхнула распечаткой. – Лисий Анатолий Петрович, место жительства – Магадан, в Певеке у него живет брат, и он к нему ездил! Второго такого нет!
– Успокойся, – сказал Гесер Юле, просветлев лицом. – Все сведения об этом Лисем…
– Уже! – выдохнула девушка.
– Где он сейчас? – спросил Завулон.
– В… – Юля осеклась. – В М-ма…
Вскоре, видимо, половине Ночного Дозора Москвы предстояло бороться с заиканием.
Завулон вздохнул.
– Гесер, – сказал он.
– Что?
– Их двое.
– Определенно двое, – согласился Пресветлый. – Но должно же у двух Невидимок быть что-то общее. Есть у Лисего особые приметы?
Изучение распечатки привело к выводу: Анатолий Лисий был, безусловно, неординарным человеком. Но неординарность такого рода встречалась достаточно часто и сама по себе не удивляла.
Тысяча девятьсот шестидесятого года рождения, женат не был, получил высшее образование, но работает сторожем; ведет аскетический образ жизни, близких отношений не поддерживает ни с кем, разве что ездил к брату. Любит уединение.
Еще А.П. Лисий увлекался эзотерикой, но, судя по всему, достаточно прохладно – ни в каких организациях не состоял, на сектантские кличи не отзывался.
– Ну, – разочарованно сказал Завулон, – да в Москве найдется тысяча не просто таких же, а именно таких. Включая год рождения и эзотерику.
Гесер пожевал губами.
– Остается последнее, – хмуро заметил он. – Ревоплощение.
Подобных мер безопасности не помнили за всю историю Дозоров.
Не потому даже, что угроза была поистине страшной. Просто Иным никогда не требовалась такого рода охрана.
Оперативникам строжайше запретили входить в Сумрак, смотреть сквозь него и даже – в качестве дополнительной предосторожности – распорядились снять амулеты. Так что плечистые молодцы маялись у одного из подъездов «Ассоли», высматривая ночных гуляк самыми обычными глазами. Подъезд был не заселен. Вероятность того, что покупатель пойдет смотреть люксовую квартиру в четыре часа утра, стремилась к нулю; вдобавок двери подъезда заперли изнутри. Собственно мероприятие проходило на самом верхнем этаже здания. Ревоплощение нельзя было провести, не прикасаясь к Сумраку. Утешала меня только надежда, что область влияния Невидимки не безгранична и двадцать второй этаж – не шестой, на котором свалило шефа Дневного Дозора…
