бы стадии развития ни находилась. От каменных топоров до плазмометов и нейродеструкторов.
— Как бы там ни было, свою личную войну я хотела бы закончить, — сказала я и погладила себя по животу.
— Понимаю, — сказал Борден. — Но, опять же, к сожалению, ты не можешь принять это решение в одиночку, потому что далеко не все здесь именно от тебя зависит. Однако, я могу предложить тебе решение.
— Какое же?
— Я могу забрать тебя с собой.
— В Миры Бесконечной Войны? — уточнила я.
— Там есть и безопасные места. Например, на Земле, которая официально вышла из игры. Да и много, где еще.
Я покачала головой.
— Сначала ты укоряешь меня, что я откладываю проблемы, а потом предлагаешь и вовсе от них убежать.
— Но решение-то за тобой, — сказал он.
— Почему моя мать выбрала для меня это место?
— Я не знаю, — сказал Борден. — Мы не были знакомы, и она, насколько я понимаю, не делилась своими планами вообще ни с кем. Думаю, она посчитала это место достаточно безопасным. И достаточно удаленным от твоего отца.
— А как он узнал о моем существовании?
— И опять же, я не знаю, — сказал Борден. — Мы с ним на эту тему как-то не говорили. Но неисповедимы пути его.
— Так обычно говорят про бога.
— Ну, он в какой-то степени бог, ты же знаешь, — сказал Гарри. — Существо пусть и не сверхъестественное, но довольно могучее. И кстати, возвращаясь к вопросу о безопасности в нашем мире… Думаешь, кто-нибудь решится бросить ему вызов, тронув его дочь?
Ну да, а он в ответ утопит планету в крови. Возможно, несколько планет.
Я плохо знала своего отца, зато мне прекрасно было известно, на что он способен.
— Это тоже часть проблемы, — сказала я. — Здесь я — самостоятельная личность, единица сама по себе. А там я буду всего лишь дочерью крутого парня, который может похоронить всех, кто на нее косо посмотрит.
Это при условии, что его найдут. Или что он сам объявится. Ведь в данный момент никто не знает, где он и что с ним.
Конечно, для его врагов сама вероятность того, что он может вернуться… Этот сдерживающий фактор будет работать, как минимум, еще с десяток лет.
— Я понимаю твои чувства, но на самом деле быть дочерью крутого парня не так уж и плохо, — сказал Борден.
— У тебя есть дети?
— Насколько мне известно, нет, — сказал он.
— Несмотря на то, что ты прожил столько жизней?
— Может быть, именно поэтому.
— А насколько были круты твои родители?
— Ну, мой отец был жестким и очень успешным сукиным сыном, широко известным в финансовых кругах не только Великобритании, но и всего мира. Но, как ты понимаешь, после того как случился зомбоапокалипсис, все это не слишком дорогого стоило.
— Как же тебя, богатенького сыночка, занесло в шпионы?
— А, хоть что-то ты про меня знаешь, — ухмыльнулся он. — У самой-то есть какая-нибудь версия?
— Ну, либо ты адреналиновый наркоман, либо у тебя синдром мессии, которому все время надо кого-нибудь спасать.
— Либо придурок, либо идиот, — подытожил Борден. — И ничего более щадящего для моего самолюбия?
— А как это было на самом деле?
— Да я уж и не помню, — сказал он. — Столько лет прошло.
Вранье, конечно.
Не может человек забыть про судьбоносное решение, которое наложило отпечаток на всю его жизнь, как бы давно все это ни произошло. Но я решила, что если он не хочет говорить об этом, настаивать я не буду.
Разговор заглох, и я задумалась о происходящем. Не о брате Тайлере, с ним мне все было более-менее понятно, а об Эми.
Она провела в застенках ТАКС еще больше времени, чем я, и, вряд ли они обращались с ней лучше, чем со мной. Особенно если вспомнить, что в самом начале их «сотрудничества» тогда еще агент Смит прострелил ей колено.
Если это на самом деле она, а я в этом уже почти не сомневалась, то я могу понять, почему она сделала то, что сделала. Она захотела выбраться на свободу и не задумывалась о цене.
Ко всей этой ситуации у меня был только один вопрос. Оно просто случайно так по времени с моим возвращением в Город совпало или же тут есть какая-то взаимосвязь?
***
Борден ушел в душ, а я решила воспользоваться выпавшей паузой и позвонила магистру Серкебаеву. Тот снял трубку уже после третьего гудка.
— Как там Джон?
— К сожалению, пока без особых изменений, — сказал магистр Серкебаев. — Несмотря на все наши ухищрения, нам не удается отодвинуть порог очередного умирания больше, чем на три с половиной секунды. У меня начинает складываться ощущение, что мы столкнулись с чем-то мистическим.
— Это значит, что вы сворачиваетесь?
— Ни в коем случае, — сказал он. — Напротив, это отличная возможность для изучения возможностей человеческого… то есть, организма мистера Кларка. Иное было бы слишком обыденно, слишком скучно. Именно такие нестандартные случаи и двигают науку вперед.
— Мне нравится ваш энтузиазм, — сказала я. — И что вы хотите попробовать в следующий раз?
— Мы знаем, что это не вирус, мы знаем, что это не хроническая болезнь, мы знаем, что причины смерти могут быть разными, но она всегда происходит через равные промежутки, так что прежде всего мне хочется поговорить с вами относительно причин этого положения мистера Кларка, — сказал магистр. — Мне кажется, вы знаете об этом куда больше, чем я.
— Боюсь, что я ничем не могу вам помочь, — сказала я. Это закрытая информация, и я не собиралась рассказывать о Черном Блокноте всем подряд. Тем более, что я не особо верила в успешность попыток магистра.
У Кларка был только один шанс вернуться к нормальной жизни, и с экстремальной медициной он не был связан вообще никак. Боюсь, что пока Черный Блокнот не будет уничтожен, все усилия Серкебаева ни к чему не приведут.
— А мне кажется, что можете, но почему-то не хотите, — вздохнул магистр. — Мистер Кларк работал на правительство, да? Это секретная информация?
— Что-то типа того, — сказала я, решив, что таким признанием ничего особо важного не разглашу.
— А вы не можете проконсультироваться с вашим руководством? Может быть, оно разрешит вам рассказать мне хоть что-то, без животрепещущих подробностей? Это могло бы здорово помочь делу.
— Я посмотрю, что с этим можно сделать, — пообещала я, но мне кажется, по тону было понятно, что я вру.
— Очень этого жду, — без особого энтузиазма сказал Серкебаев.
— А вы не пытались спросить об этом самого мистера Кларка в краткие периоды его бодрствования? — поинтересовалась я. В