успела наброситься и воткнуть мне под рёбра шприц. Я тут же вытащила его и развернула его прямо ей в живот, нажимая её же пальцем, чтобы содержимое выдавилось.
Выскочила испуганная Ирма, секунду она оценивала ситуацию, потом оттолкнула загнувшуюся девицу к стене.
– Что это за вещество? – озверевшим голосом спросила я.
Девица со шприцем в руке шумно дышала, видно было, что она в истерике. Она достала мобильный телефон, коротко сообщила кому-то: «Я почти сделала, но уколота сама, что делать?», затем выронила трубку на пол и уже была не в силах поднять.
– Это яд? – спросила я.
Она закивала. Её тело свела судорога, она застонала и начала ёжиться, как от холода.
Мы вызвали скорую помощь сразу. По официальной версии мы нашли девушку, которая уколола себя шприцем в женской туалетной комнате. Мы вызвались сопровождать больную. Врачи отправили образец вещества на экспертизу. Приехала полиция, в сумке девицы нашли ещё одну ампулу с тем же веществом. Предположительно яд. Сняли отпечатки.
Пока мы сидели в коридоре приёмного покоя и ждали предварительного заключения врачей, я замёрзла, как будто в помещении было не двадцать пять, а ятнадцать градусов. Ирма недоуменно посмотрела на меня.
Я задрала кофту – на месте укола синело пятно. Видимо, какая-то капля попала в кровь.
Вышел врач, сказал, что девушка скончалась. Полицейские, двое молодых мужчин, начали расспрашивать все подробности произошедшего. Пришлось сказать, что девушка напала на меня со шприцем, но когда я её оттолкнула, вонзила его в себя. Каждое моё слово было записано на диктофон. Я пожаловалась на плохое самочувствие, попросила прощения и направилась к медсестре.
Меня усадили на кушетку (честно говоря, я едва удержала себя в руках, чтобы не лечь), взяли кровь из пальца и вены. Мне поставили капельницу, около часа я лежала прямо в этой проходной комнате, позвонила Дилану, назвала адрес больницы.
Мне вроде как прочистили кровь, я даже сходила в туалет без посторонней помощи. Ирма ждала в коридоре.
Предварительные анализы показали, что в моей крови не обнаружено ядов.
Но девушка-то умерла…
Позже выяснилось, что это был какой-то гематический яд, названия я не запомнила. До утра меня оставили лежать в палате. Дилан смог попасть ко мне только когда врач и медсёстры оставили меня в покое.
– Ирма уехала в общежитие, – сообщил он.
Я лежала, свернувшись калачиком и укутавшись одеялом, и оставила открытым только лицо. Озноб не прекращался.
– Я даже не знаю, как её звали и кто она такая.
– Это уже не важно. Тебе дали какие-нибудь лекарства?
– Нет, только капельница, недавно убрали… Всё, что они могли сделать, – это почистить мне кровь, никакого противоядия нет. Когда мне станет хуже, они переведут меня в реанимацию.
Три женщины, мои соседки по палате, прекратили свои разговоры, я почувствовала, что они слушают нас. Дилан тоже это заметил.
– Мне страшно… – шёпотом призналась я.
– Тебе лучше находиться под наблюдением врачей. Всё будет хорошо, капли яда недостаточно, чтобы отравить тебя. Ты отделаешься лёгким недомоганием, а теперь отдыхай, я навещу тебя утром, – либо он действительно наивно верил в то, что говорит, либо просто пытался успокоить меня и себя заодно.
Я на удивление легко заснула, несмотря на то, что закатное солнце ещё светило в окно. Во сне я снова обрела силу, мне виделось, что моему ребёнку (а это был сын) уже два – три года и мы спасаемся от врагов, я держу его за комбинезон в зубах и бегу. Я волк. Зима, везде лежит снег, дует сильный ветер, невозможно дышать, я просыпаюсь…
Меня душили подушкой. Самый глупый способ убить. Легче было просто всадить в меня пару кубиков того самого яда, но то ли ко мне послали неумёху, то ли это был очередной трюк, чтобы запугать меня.
Ногами я оттолкнула противника, вскочила, чувствуя, как во рту растут клыки, а на пальцах – когти.
Включили свет, женщины переполошились и закричали. Я бросилась на человека, душившего меня. Знакомое лицо, некто из охотничьей братии. Пришлось насильно успокоить себя и не убивать его. Он полулежал, упираясь головой в стену: ползти больше было некуда.
Дежурная медсестра вызвала полицию, но преступник сбежал, стоило нам на мгновение отвлечься.
«Теперь произошедшим точно заинтересуются дознаватели, заведут дело и прочее», – устало подумала я.
Поспать больше не довелось. Как можно было предположить, до рассвета меня и соседок по палате изводили вопросами, записывали, заставляли нас вспоминать мельчайшие подробности. Пришлось соврать, что того человека я видела впервые. Но как же так: два покушения за сутки на одну меня? И оба от абсолютно незнакомых людей? Как минимум странно и неправдоподобно.
Кроме того, дознаватель с пристрастием расспрашивал, кем мне приходился Павел Смирнов, студент выпускного курса медико-профилактического факультета, я честно ответила, что никем, что он встречался с моей подругой, но год назад они расстались.
Информацию обещали проверить и сообщили, что Павел скончался вчера от того же яда, что и девушка. Я ахнула. Всё это уже нельзя было назвать весёлыми студенческими играми. Ситуация запахла дымом. Тот, кто решил добраться до меня, взялся за это умело и всерьёз. Я чувствовала себя марионеткой в чужих руках, словно уже поймана. Кто-то пытался спровоцировать меня превратиться на людях, а заодно и убить кого-нибудь… Нападавшие были всего лишь расходным материалом. Похоже, ими управлял некто поистине жестокий и властный, или просто психопат.
Утром я хотела уйти, но мне не хватило сил даже позвонить Дилану, чтобы забрал меня домой. Утомлённая дрожью в теле, я впала в забытье. На завтрак не было сил идти, одна из женщин заботливо принесла мне маленький пирожок без начинки и компот, я с удовольствием, но, не ощущая вкуса, съела.
У меня ещё раз взяли все анализы, сделали ЭКГ, сказали, что моё состояние стабильно, но выписывать пока не стали. Разумеется, глупо было надеяться на то, что врачи помогут мне избавиться от действия яда, и всё же мне так хотелось жить, что я хваталась за любую возможность.
Мне показалось странным внешнее спокойствие Дилана, когда он узнал, что на меня снова было совершено нападение. Я прекрасно понимала, что он растерян и выбит из колеи, но зачем было скрывать подлинные эмоции? Имею же я право знать, что он думает обо всём этом и как планирует выйти из ситуации. Да, конечно, он забрал меня из больницы, но всю дорогу молчал, ехал быстро и резко, как будто торопился.
– Тебя не узнать… – начала разговор я.
– Со мной связался один человек и сообщил, что даже пара молекул этого яда убьёт тебя, если вовремя не принять противоядие.
– Филин?
– Да. Он требует отдать тебя им, иначе ты умрёшь.
– Они же этого и добивались, зачем я им теперь?
– Я не знаю. Наши службы уже ищут противоядие, пока нет результатов.
– Что ты намерен делать?
– Он позвонит сегодня в шесть вечера, я дам ответ. А сейчас я ещё не решил, – признался он.
– Может, они убьют меня не сразу? И тогда есть шанс, что наш ребёнок останется жив?
После моих слов повисла тишина.
Меня везли. Не знаю, какую многоходовку пытался разыграть Седой, но во избежание лишних рисков он запретил Дилану ехать со мной, и это решение никто не пытался оспорить. Кто там что говорил, я уже не слушала – просто лежала, разодетая в тёплую одежду и укутанная одеялом. Непрекращающийся озноб измотал моё тело, стало труднее концентрировать внимание на чём-либо.
Ах, да, меня везли. Личному водителю Владимира Александровича было поручено доставить меня к Волчьей горе и передать охотникам.
Если честно, есть разница: умирать в тишине или под пытками. Они решили отдать меня им, сами не зная, что там будет. Может, меня запинают
