уже понял, к чему ведет Паули. Но, пользуясь тем, что манипуляции с кровью и шприцами поглотили все внимание инженера, он старательно растягивал петлю на левом запястье. У него уже даже получилось подсунуть под нее большой палец.
— Верванты — это такие же виссены, Шпатц, — Паули положил Шприц в кювету и взял последний оставшийся. Шпатц отметил, что выглядит он как-то не очень хорошо. Он обильн потел, на лице и шее проступили красные пятна. — Это хранится в строжайшей тайне, посвященных — считанные единицы. Теперь и ты тоже среди них.
— Вы сделали этот вывод на основании какой-то сказки, герр Паули? — Шпатц осторожно потянул ремень на запястье вниз и почувствовал, что тот поддается. Еще движение — и его рука будет свободна. Правда двигать ей все равно можно будет очень ограниченно — над локтем был еще один ремень. Но маленькая победа — это лучше, чем ничего.
— Нет никакой сказки, Шпатц, — Паули усмехнулся, снова перетягивая жгутом плечо. Руки его отчетливо дрожали. Попасть иглой в вену с первого раза не получилось, колоть пришлось трижды. — Твой Ледебур наверняка тоже уже догадался, просто молчит. Понимает, что стоит ему открыть рот, как длинный язык моментально укоротят. А он умный, как и его стервозная подружка.
— Что вы делаете? — не выдержал Шпатц, глядя как второй шприц его крови вливается в вену Паули.
— Ты знаешь, где мы? — инженер вынул иглу из вены, уронил шприц в кювету и откинулся на спинку стула, тяжело дыша. Прикрыл глаза. — Наверняка, знаешь, вы же сюда и шли... Между прочим, ты очень упростил мне задачу. Не пришлось тащить тебя от самого города.
— Это сигнальная башня? — Шпатц вынул руку из петли и пошевелил пальцами. Попробовал оттянуть петлю над локтем.
— Да, дружок, это сигнальная башня, — Паули продолжал сидеть, не открывая глаз, капли пота струились по его лицу, словно он стоял под проливным дождем. — И построили ее когда-то твои предки.
— И для чего она? — Больше всего Шпатцу хотелось выдернуть иглу из своей вены, но он опасался делать резкие движения. Пока что он мог двигать только одной рукой, а этого недостаточно, чтобы дать полноценный отпор. Нужно было больше свободы. Тем временем, Паули отдышался и взялся за третий шприц. Шпатц осторожно проверил ремень на правом запястье. Пошевелил рукой, потянул. Все еще туго. Проклятье...
— Это власть, Шпатц, — Паули несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, сжал кулак и нацелился острым кончиком иглы на вену. Рука дрожала. — Это глаза и уши. Наше радио и телефон ужасно несовершенны, они требуют проводов, передачи можно перехватить, можно превратить их в хаос, некоторые до сих пор больше доверяют курьерам, чем радио. Сигнальные башни — это другое дело. Они могут... Они...
Паули задержал дыхание, усилием воли смог унять дрожь на несколько мгновений, и добился своей цели — игла погрузилась в его вену. Он отдышался и надавил на поршень. Шпатц замер, глядя как кровь в цилиндре убывает. Паули покачнулся, его ослабевшие пальцы разжались, шприц выпал, ударился о каменный пол и разлетелся на мелкие осколки. Глаза Паули закатились, он сполз по стулу, голова свестилась на бок. Шпатц немедленно начал действовать. Прежде всего, он выдернул из вены иглу, через которую вытекала кровь. Дернул несколько раз петлю на втором запястье, потом понял, что сначала ему надо ослабить петлю на плече. Нужно что-нибудь острое, чем надрезать... На узкой полочке, куда Паули ставил кювету, лежал скальпель. Осталось только до него дотянуться... Шпатц рванулся, напряг изо всех сил левую руку, почувствовал, что ремень поддается, расслабился, снова рванул, потом еще раз. Победа! Стропа выскользнула из прорези в щите, его левая рука и плечо были свободны. Шпатц потянулся к полочке, зацепил кончиками пальцев скальпель за острое лезвие, подтянул ближе, потом еще... Сейчас главное не уронить... Получилось! Шпатц сжал лезвие и резанул по ремню на правом запястье. Пальцы дрожат, проклятье... Из пореза выступили несколько капель крови. Да и ладно, главное, быстрее, пока он не очнулся. Ремень на правом запястье лопнул! Так, теперь плечо. Только осторожно, крови и так вытекло немало, не хватало терять ее еще и от неосторожных порезов. С ремнем на плече Шпатц справился быстрее. Остался ремень вокруг корпуса и ноги. Дернув ремень на талии, Шпатц понял, что резать его необязательно. Похоже, Паули принятул Шпатца к деревянному щиту одной стропой. И теперь, когда Шпатц уже в нескольких местах ее перерезал, она ослабла, и ее стало можно просто выдернуть.
— Власть... — Паули пришел в себя в тот момент, когда Шпатц освобождал лодыжки. — Теперь остался последний шаг.
Инженер открыл слезящиеся глаза, и рука его дернулась к пистолету Шпатца, лежащему на столе. Шпатц рванулся вперед, повалил Паули вместе со стулом на бок. Голова кружилась так, что казалось, это пол под ногами качается, как палуба корабля в шторм. Впрочем, Паули чувствовал себя явно хуже — его тело колотило в лихорадке. Шпатц даже сквозь одежду чувствовал исходящий от него жар. Он подмял инженера под себя, скрутил его руки за спиной и потянулся за обрезком стропы. Далеко. Пришлось встать, приподнять Паули, который все еще пытался сопротивляться, и подтащить поближе к щиту. Голова закружилась, Шпатц не удержал равновесие и снова упал на тело Паули. Он попытался вывернуться, но силы были слишком неравны. Несмотря на головокружение, Шпатцу удалось дотянуться до обрезка стропы. Он снова скрутил руки пыхтящего и сопротивляющегося Паули за спиной и туго перетянул запястья. Подтащил его обратно к стулу, посадил, перекинув связанные руки через спинку и притянул их к лодыжкам остатком стропы. Не особо беспокоясь об удобстве инженера.
Отдышался, пытаясь унять приступ тошноты и головокружения. Сколько крови Паули из него выкачал? Шпатц облокотился на стол и осмотрелся. Ужасно хотелось пить. Из ранки на сгибе локтя все еще струилась кровь. Шпатц оторвал кусок бинта, зажал им след от толстой иглы и согнул руку. Стол в центре был каменным, похоже, он был построен вместе с башней. Стул, к которому Шпатц привязал Паули, был явно более новым. Складной армейский стул, такие обычно стояли в штабных палатках для старших офицеров. Шпатц полистал тетрадь с записями. Она была заполнена незнакомыми закорючками.
— Ты ничего не поймешь в моих записях, — Паули тяжело дышал, лицо его стало восковым.
— Ну что ж, значит ваши знания умрут вместе с вами,
