Ознакомительная версия.
– Мое имя Джалим-хоса. – Я постарался, чтобы голос не дрожал. – Тебя надо перевязать. – Надо было оттянуть тот миг, когда потребуются объяснения.
Темуджин смотрел на меня, как молодой волчонок, – с недоверием и глубоко спрятанным страхом. Я потянул с его плеча халат, пытаясь обнажить рану, и мальчик будто во сне послушно принялся распутывать завязки. Пока что все случившееся казалось ему дурным видением. Сын вождя еще не осознал и не верил. Но уже чувствовал.
Да. Лучше спросить сейчас.
– Скажи, Темуджин… Ты давал Клятву? – Я надеялся, что мой нехитрый прием сработает. О какой-то клятве шла речь в обоих предсказаниях, и я ждал ответа. Думал, что маленький мальчик, лишившийся отца из-за вечной вражды степных племен, поклялся не допускать более войны. Ему суждено было создать мирное государство от японских берегов до западных пределов Римской империи – так сказал шаман Орчу.
– Нет.
Какой же ты дурак, Джалим-хоса…
Я расхохотался в голос, как безумный. Я и был обезумевшим Светлым чародеем – таким, которых уничтожали свои же, если раньше их не забирал Сумрак. Сейчас по мою душу уже шли Светлые и Темные – все, чьим послушным инструментом я стал. Все, кого пытался обхитрить.
Я слышал негромкие хлопки неподалеку – с таким звуком открывается жерло сумеречного портала.
Первой была Сели-ханым. Темная шла обманчиво легкой походкой, но от ее шагов Сумрак волновался и шел кругами. Полы длинного одеяния хищно шевелились, прижимаясь к земле. Пожалуй, остальные явились зря – Высшая ведьма развоплотит меня одним движением. После всех событий я был что безвольный барашек против матерого волка.
– Джалим-хоса! – Темуджин вдруг вырвал меня из созерцания приближающейся смерти. – Я буду как она?
– Ты будешь… сильнее. – Я с трудом не сказал «хуже».
Ноги совсем отказались держать, и я рухнул коленями в пыль. Все одно – приговор от Совета или растворение в Сумраке. Лишь бы быстрее кончилась эта мука.
Темная остановилась.
Темуджин строго глянул на нее – так, как умеют только дети. Затем поднял камень, откатившийся от могилы Есугая, и приложился к нему губами. Собрав какие-то крохи Силы, я только со второго раза смог взглянуть через Сумрак и вскрикнул. Мальчик творил что-то немыслимое – его душа, уже слитая с Тьмой, снова расслаивалась и покрывалась цветными пятнами.
Древнетюркское наречие зазвучало для меня снова.
Я, Темуджин, рожденный от Есугая,
Отрекаюсь от своей Силы.
Я не отдам ее никому, ибо она сеет разрушение.
Я дарю ее своему отцу, умершему бесславно на берегу реки Онон.
Да будет его могила печатью!
Да будет мое слово нерушимо…
…Откуда бы ему знать этот язык? Откуда бы ему знать, как сделать то, что не удалось еще ни одному Иному?!
Я в изумлении смотрел на Темуджина и ясно видел его душу: душу не-Иного, но великого. Великого Человека. В ней не было режущей глаз белизны Света. В ней не было черных провалов Тьмы.
Темуджин полностью лишил себя дара, за который тысячи людей готовы были даже умереть и влачить жалкое существование, питаясь кровью бродяг и крыс.
Мальчик замер, будто прислушиваясь к себе… и аккуратно вложил камень обратно в могильную насыпь.
– Джалим-хоса, тебе нужно поесть. Пойдем… – Он потянул меня за плечо.
Темная так и стояла, открыв рот и глядя нам вслед.
* * *
– Ты понимаешь, что ты сделал, Темуджин? – осторожно спросил я. Мальчишка откровенно радовал меня острым умом и необычайно взрослыми суждениями.
– Не-а, – мотнул он головой, – но что-то очень важное.
– Тебе предстоит долгая жизнь, полная лишений и утрат, – проговорил я.
– Я проживу ее достойно. Отец на небе будет мной гордиться! – счастливо ответил мальчишка.
– Ты отказался от дара, за который многие отдали бы несметные богатства.
– Несметные богатства не имеют цены. – Он улыбнулся мне, как глупому.
Мы жевали утку, приготовленную мальчиком на той же поляне, где я увидел его в первый раз. Скоро Оэлун отправится на поиски сына… и в семье Есугая обнаружится еще одно горе.
– Ты жалеешь о смерти брата?
– Жаль, что Бектера не вернуть, – равнодушно ответил мальчик. – Я бы убил его еще раз.
* * *
Странное это было время. Люди мерили события не часами и минутами, а годами и столетиями. Время баатуров – героев. Время гурханов и великих завоевателей, смотревших далеко вперед, опережая свой век. Великое время Людей и время Великих Иных.
Мне нечего было делать в этой борьбе. Я шагал, сминая монгольскими сапогами сочную траву, и ждал ответа от извечных Сил. Какой приговор вынесут мне, предавшему Свет, но не ступившему во Тьму? Уйду ли я навечно в Сумрак, чтобы никогда больше не беспокоить людские судьбы? Или…
Сумрак вдруг ожил и дал ответ.
* * *
Заканчивался тысяча сто семьдесят первый год.
В здании Ночного Дозора города Самарканда
открыл глаза Великий маг
Фазуллах.
Александр Сальников. Ученик царева арихметчика
27 июня 1908 г.,
Подкаменная Тунгуска,
Российская империя
Чучанчи третью ночь кряду виделся один и тот же сон. В серой и липкой дымке сновидения шаману грезилось, что вырастает над тайгой новое солнце. Раскалывается небо, оглушая грохотом, и огонь шершавым языком слизывает вековые деревья.
Старый эвенк видел, как стонет земля и небо застилают аспидные тучи. Как из разбитых небес льется на землю черный проливной дождь.
Утром за третьей ночью Чучанчи попросил у духов прощения, свистнул собаку и, не взяв поклажи, ходко двинулся на север.
«Если не брать скарба, – думал он, пыхтя на ходу носогрейкой, – можно успеть добраться до фактории».
От этой мысли старику сделалось светлее, и даже перестали болеть ноги.
Это было хорошо. Чучанчи должен обойти две дюжины чумов.
* * *
29 июня 1908 г.,
Лонг-Айленд, САСШ
В лаборатории было тихо. Молчали все – даже ехидный до приторности Морган. Только гудели едва слышно диковинные приборы гениального серба, да сухо отмеряли секунды карманные часы из белого капа. Деревянная секундная стрелка наматывала круги по циферблату. Долгожданное мгновение приближалось.
– Готовьсь! – по-военному скомандовал Василий, когда секундная стрелка пошла на последний круг.
Тесла побелел лицом. Отер платком вспотевшую ладонь и судорожно вцепился в ручку рубильника.
– Пять, четыре, – глухо начал Василий, чувствуя, как сила часов напитала его до предела.
– Один момент! – вдруг подал голос Морган и встал с кресла. – Настало время завершить нашу сделку!
Василий чертыхнулся сквозь зубы и нажал неприметную кнопочку на корпусе часов.
И мир замер. Ровно на две с половиной минуты.
* * *
5 ноября 1728 г.,
Москва, Российская империя
– Не поеду дальше, – упрямо повторил возница.
Василий Онуфриевич горестно вздохнул. Много, много еще предстоит сделать, чтобы привнести огонь просвещения в покрытую дерюгой суеверий Россию.
– Давай хоть дотуда, – ткнул он пальцем в темнеющий впереди верстовой столб.
– Не поеду, – мотнул головой мужик. Задрал бороду и прищурился, глядя на четвероугольную колонну Сухаревой башни. Сизой громадой она высилась на крутой горке. Под самой ее остроконечной крышей, увенчанной двуглавым орлом, горело светом узкое оконце. Возница что-то пробубнил, трижды сплюнул через плечо и перекрестился.
Киприянов снова вздохнул и поглядел на небо. Полная луна сияла, словно отмытая репа, крупным горохом рассыпались по черноте поднебесья звезды.
– Тебя как звать-то?
– Мироном, – буркнул мужик.
– Ты, никак, старух полоумных наслушался, Мирон? Трогай давай! Не боись!
Возница помотал головой.
– Вона они там опять, – махнул кнутом на башню Мирон. – Сатану призывают.
– Дурак ты, Мирон, – начал раздражаться Василий Онуфриевич. – Обсерватория это. И нет в ней никого сейчас, окромя Иакова Вилимовича!
Заслышав имя Брюса, мужик будто бы весь сжался.
– Осерватория… – прошептал он. – А ты почем знаешь?
Киприянов взял себя в руки и миролюбиво произнес:
– Так я ж при Навигацкой школе состоял царским библиотекариусом. Оттого и знаю. И с графом Брюсом знаком. Величайший ум. Сидит сейчас, на небо смотрит и меня дожидается. А я тут тебя, холопа, уговариваю!
Мирон поправил треух и натянул обратно рукавицы. Вожжи, однако, брать не стал.
– Колдун ваш граф, – тряхнул бородой мужик. – Чернокнижник. С диаволом он там сношается, а не на небо смотрит. Чего на него смотреть, на небо-то?
Ознакомительная версия.
