Доктор волновался о самочувствии Джаспера, о том, как сказалась на нем поездка. И переживал он не зря, учитывая зрелище, которому тот стал свидетелем: страшно изуродованные жертвы убийств в купе поездов – не то, что должны видеть дети.
Джаспер между тем вел себя, как всегда, непринужденно и беззаботно, – он совершенно не понимал, зачем ему впадать в какое-то уныние. Племянник доктора Доу просто не умел этого делать. Ничто, казалось, не могло омрачитьего жизни, кроме тех редких моментов, когда заходила речь о его родителях. Но о них в этом доме почти никогда не говорили.
– Это все из-за близости туманного шквала, – сказал доктор. – Все на нервах. Миссис Трикк немного расчувствовалась, потому что рада твоему возвращению.
Джаспер понял, что дядюшка чего-то недоговаривает: то, как миссис Трикк смотрела на него, ее поведение и необычная забота – все это было ей совершенно не свойственно. А что уж говорить о печенье вместо завтрака.
– Туманный шквал свел нашу экономку с ума и сделал из нее неэкономку, – усмехнулся мальчик. – Она же открыла тайные запасы «Твитти», к которым никогда меня не подпускала!
Джаспер кивнул на дядюшкину газету:
– Так что там пишут? Про нашего мертвеца. Тебя упоминают? А там есть про меня?
Доктор вздохнул и прочитал вслух:
– «Утро перед туманным шквалом ознаменовалось для Габена еще одной жертвой. В прибывшем в город восьмичасовом утреннем поезде “Дурбурд” был найден некий господин с разрезанным лицом. Как стало известно редакции, покойный, Реджинальд М. Руффус, был профессором и ученым, состоявшим в ГНОПМ. Нашим дорогим читателям будет любопытно узнать, что профессор, вне всяких сомнений, был убит. Расследованием занялись лучшие представители Дома-с-синей-крышей: констебли Грубберт Бэнкс и Хмырр Хоппер…»
– Лучшие представители, – проворчал Джаспер.
Доктор покачал головой.
– Полагаю, мистер Трилби здесь говорит в так называемом саркастическом ключе. Он их высмеивает.
– Хм. – Только и произнес Джаспер, засовывая в рот еще одно печенье – он не помнил, были ли «Твитти» и прежде такими вкусными – у бабушки они совершенно не водились. – А что такое ГНОПМ?
– Габенское научное общество Пыльного моря.
– А, всякие важные старикашки с раздутыми, как шары, головами?
– Почему раздутыми? – не понял доктор. – Какое-то опухание?
– Дядюшка! – рассмеялся Джаспер. – Ты такой шутник. Просто они же все очень умные, вот у них головы и распухают из-за мозгов.
– Сомнительно с медицинской точки зрения.
Джаспер на это ничего не ответил. Он знал, что с медицинской точки зрения у дядюшки ампутировано чувство юмора.
– А что еще там есть, в этой статье?
– Мистер Трилби пишет, что на данный момент следствие склоняется к мысли о серийном убийце…
– Серийном убийце! – восторженно прошептал Джаспер, и доктор наделил его снисходительным взглядом.
– Разумеется, чтобы речь шла о серийном убийце, должны быть и другие жертвы, но о таковых пока нигде не сообщалось. Так что, вероятно, это очередное заблуждение наших горячо уважаемых господ Грубберта Бэнкса и Хмырра Хоппера.
Опустив взгляд в газету, Натаниэль Доу продолжил чтение:
– «Тело профессора Руффуса отправлено в городской морг, в то время как проводивший осмотр на месте преступления некий доктор, оставшийся неизвестным, ничем не смог помочь полиции. Более того! Почтенные констебли сообщили, что этот доктор едва не испортил все расследование. Бэнкс и Хоппер между тем уверяют общественность, что справятся сами – без участия всяческих шарлатанов и сующих нос в полицейские дела зевак».
Последнее так поразило доктора Доу, что он едва не выронил газету. Его! Сравнили с зевакой! Хуже оскорбления в свой адрес он и представить не мог.
Джаспер вдруг запустил всю пятерню в волосы и принялся чесаться, словно там что-то поселилось.
– Я его видел, – сказал он. – Этого профессора Руффуса. Всю дорогу он то и дело высовывался из купе и спрашивал у проводника, когда мы уже доедем.
– Он куда-то торопился?
– Не знаю. – Джаспер все чесался, не обращая внимания на многозначительный взгляд дядюшки. – Скорее, нервничал, не мог усидеть на месте.
– Что ж, знай он, чем обернется его прибытие, вряд ли так уж спешил бы в Габен. – Доктор не выдержал: – Джаспер, если ты продолжишь это делать, я буду вынужден отправить тебя к цирюльнику. Это совершенно невыносимое зрелище!
Джаспер прекратил чесаться.
– Он казался вполне дружелюбным, – задумчиво сказал мальчик. – Этот профессор. Только немного растерянным. Вполне себе приятный мистер. Как ты думаешь, что произошло в том купе?
– Ну, я не могу знать, Джаспер. Не хочу соревноваться с мистером Трилби в голословности и выдвигать ничем не подкрепленные, пустопорожние идеи.
– Дядюшка! – усмехнулся Джаспер. – Не будь занудой. Я уверен, ты уже сотню версий придумал.
Доктор Доу вздохнул, сложил газету и сказал:
– Очевидно, это не самоубийство, ведь где тогда орудие, которым нанесена рана? Версия с несчастным случаем также отпадает…
– Конечно! Конечно же, его убили! Это и так всем понятно! – нетерпеливо перебил доктора племянник.
– Все произошло за тот короткий промежуток времени между тем, когда проводник заходил в купе сообщить, что до прибытия осталось десять минут, и моментом, когда вагон начал пустеть. Я не знаю, убил ли профессора кто-то из пассажиров, или же к нему подсели уже здесь, в Габене, но с уверенностью могу сказать, что полиции следовало бы искать неизвестного, который был с профессором в купе.
– Человека с сиденья напротив, – вставил Джаспер.
– Верно. По всем признакам этот неизвестный также должен был стать жертвой нападения. Вот только второго тела мы не обнаружили.
– Да! Его ведь тоже должно было порезать!
– Несомненно. – Доктор кивнул. – А между тем все, что было обнаружено в купе, практически не помогает выстроить картину произошедшего и вызывает одни вопросы. Что это за черная пыль, которую я нашел под сиденьем? Что за сыпь была у профессора? Что это за предмет, вшитый под подкладку его пиджака? И еще эта рана… – Натаниэль Доу возмущенно зашуршал газетой. – «Проводивший осмотр доктор ничем не смог помочь полиции…» Ну разумеется, ведь тогда я действительно не знал, чем рану нанесли!
Джаспер решил, что ослышался.
– Не знал?
– Сейчас я тоже не уверен на все сто процентов, но кое-какие предположения сделать все же осмелился бы. Меня беспокоит одна деталь…
– Какая?! Какая деталь?
