это ещё и шанс заработать. Предположим, Эрик написал картину, которая имела бы спрос. Что-то по-настоящему необычное. А кто-нибудь увидел потенциал и решил воспользоваться…
Ну да, злодей пристукнул художника, а картину загнал на выставке. И теперь купается в золоте, заливаясь зловещим смехом. Сюжет для дешёвенького романа в мягкой обложке.
Но интуиция говорит, что исчезновение Эрика и открытие выставки не случайно близки по времени. Даже если нет прямой связи, Салон может дать подсказку, ключ к пониманию всей истории. А значит, надо туда наведаться. Тем более что нашёлся дополнительный повод. Сегодня там начинают показывать фотографии, а он, Стэн, ведь тоже фотограф, как ни крути. Пусть и в несколько специфическом смысле…
Стэн доел завтрак и с трудом удержался, чтобы не заказать ещё. Вышел на улицу, сел в машину и покатил с холма, сквозь мокрую туманную взвесь.
Галерея Роггендорфа расположилась в речной излучине. Престижный старый район. Цены за аренду там впечатляли, но Людвиг Роггендорф не привык обращать внимание на подобные мелочи – эксцентричный миллиардер, филантроп и любитель странностей. Сам он редко появлялся на публике, а интервью не давал вообще. Галереей управляли его наёмные представители.
Здание, построенное лет десять назад, являло собой усечённую пирамиду из железобетона и стали. Среди старинных домов оно смотрелось несколько диковато, но именно этого и добивался владелец.
Стэн порадовался, что приехал не вечером, а ещё до обеда – галерея едва открылась и посетителей почти не было. Заплатил за вход (минус ещё десятка), сдал шляпу и влажный плащ в гардероб. Сделал лицо как у культурного человека и направился в зал. Для начала в тот, где предлагалась живопись, а не фото.
Зал был освещён мастерски, Стэн это оценил. Лампы не слепили глаза, свет заполнял пространство мягко и ненавязчиво: чуть приглушался в центре и усиливался вдоль стен с развешенными картинами.
По форме зал напоминал мансарду, увеличенную в разы, вроде той, где Стэн побывал недавно. Одна из стен была наклонной, и холсты на ней висели в три яруса. Самые верхние – на высоте примерно в два с половиной человеческих роста. Чтобы их рассмотреть, приходилось задирать голову. Это, очевидно, были места для лузеров. Ну или, выражаясь деликатно, для тех, кого организаторы сочли менее перспективными.
Фаворитам же отводилось место на противоположной стене. Картины там не теснились, разглядывать их было удобно. К ним и подошёл Стэн. И мысленно признал – да, если организаторы хотели подразнить публику, то им это удалось.
Гвоздём программы было живописное полотно с названием «Ранний ужин в беседке». Автор не обманул, имелась и беседка, миниатюрно-изящная, и собственно ужин. За столиком, напротив друг друга и в профиль к зрителю сидели двое благообразных мужчин в дорогих костюмах. Они закусывали сыром и ветчиной. Компанию им составляла дама. Она изображалась анфас, непринуждённо откинулась на перила, расставив локти. И при этом была совершенно голой. Белели полные, чуть отвисшие груди.
Стэн почесал в затылке, глянул по сторонам. Кроме него картину изучал ещё один посетитель, почти такой же солидный, как двое персонажей в беседке. Изучал, правда, издалека, стоя вполоборота. А поймав на себе взгляд Стэна, сделал вид, что прогуливается, и отошёл в другой конец зала.
– Логвин?
Стэн обернулся и мысленно застонал. На него, выразительно подняв бровь, смотрела блондинка лет тридцати, невысокая и худая. Наряд у неё был как у лётчицы с плаката в стиле пин-ап – обтягивающая куртка из кожи, ещё более обтягивающие брюки и высокие сапоги на внушительном каблуке.
Кира Вишниц, звезда «Курьера». Та самая.
– Ты что здесь делаешь? – спросила она.
– Приобщаюсь к культуре, – сказал он сдержанно. – Неужели не видно?
– Ты? К культуре? Ну-ну.
Он, не ответив, снова перевёл взгляд на стену. Оставалась ещё надежда, что Кира заскучает и оставит его в покое. Но она пока не спешила, прищурилась подозрительно и тоже уставилась на картины.
Справа от «Ужина» висел натюрморт. Во всяком случае, Стэн решил считать его таковым. Художник запечатлел освежёванную тушу коровы на скотобойне, не скупясь на оттенки красного. Жилы, мясо и кости были прорисованы жирными, густыми мазками.
Следующим в ряду был городской пейзаж. Живописца, однако, интересовали не столько здания, сколько ночное небо над ними, неправдоподобно ясное, без единого облачка. Обе луны – и жёлтая Падчерица, и охряная Мачеха – светили в полную силу. И расшвыривали лучи таких же оттенков – яростные, грубые росчерки.
– Н-да, – протянула Кира. – Стэн Логвин, ценитель живописи. Лучшая шутка месяца. Расскажу парням, пусть поржут…
– Ну а ты? – спросил он, поняв, что отмолчаться не выйдет. – Тебя-то как угораздило? Или уже настолько достала всех, что пнули под зад и послали писать рецензии?
– Какие рецензии, что за бред? У меня тут своя история… И, кстати, хорошо, что я тебя встретила. Пригодишься. Ну-ка, пошли со мной…
Она дёрнула его за рукав. Стэн не сдвинулся с места. Кира прошипела:
– Хватит придуриваться! Говорю же – есть дело!
– Притормози-ка, Вишниц. Давай конкретнее, иначе я никуда с тобой не пойду. Что тебе надо? Какое дело?
Она несколько секунд буравила его взглядом, потом буркнула:
– Ладно… Логвин, там ненадолго, пара минут. Просто интересен твой взгляд. Я репортаж готовлю. Вокруг этой галереи пошла возня – дерьмо, похоже, всплывает. Чувствую запашок…
– Да, – согласился Стэн, – на это у тебя нюх.
– Ой, вот только не надо. И вообще, меня беспокоит, что ты припёрся сюда именно сейчас. Тоже что-то унюхал, так ведь? Предлагаю честный обмен намёками. Но сначала посмотришь на одну вещь.
– Хорошо, веди. Что там?
Она хитро подмигнула:
– Загадка. Как раз твой профиль.
4
В смежном зале, куда они перешли, Стэн почувствовал себя гораздо увереннее. Вокруг него теперь были не холсты с красками, а фото – в основном чёрно-белые, но иногда и цветные.
Кира целенаправленно потянула его куда-то к дальней стене, но по пути он выхватил взглядом несколько любопытных сюжетов. Вот клочья тумана в старом дворе, настолько рельефные, что кажутся осязаемыми. Вот тротуар, сфотографированный с балкона, лиц прохожих не видно, только зонты, огромные и блестящие под дождём. Вот на столе стоит эбеновая резная фигурка с Материка-за-Морем – диковинный зверь с шипами-наростами на хребте; к статуэтке склонилась девушка, лицо снято крупным планом, и бледная кожа выразительно контрастирует с чёрным деревом…
– Не отвлекайся, Логвин, – сказала Кира. – Смотри сюда.
Она кивнула на снимок, который на первый взгляд выглядел вполне заурядно. Город в подступающих сумерках, многоэтажки, низкие тучи. Оконный свет, размытый осенней моросью. Район узнаваем – деловой центр.
– Ну? – поторопила она. – Что скажешь?
– Фото
