меня слишком сильно.
Хотелось есть. Собрав остатки наличности, я наведался в булочную. На улице вновь столкнулся с Ферхойтеном. Он куда-то спешил, но я всё-таки успел похвастаться своим достижением – хоть и сумбурно, без конкретных деталей.
Вернулся в квартиру, перекусил – и меня сморил сон.
Проснувшись на следующее утро, я почувствовал прилив бодрости. Подумал – а может, ещё остаётся шанс попасть на Салон? Ну да, вчера не успел, так вышло. Но попробовать надо – вдруг, увидев картину, разрешат-таки поучаствовать?
Дождь за окном, к счастью, прекратился, можно было вынести холст на улицу. Осталось лишь раздобыть денег на такси.
Я постучал в комнату к Жану-Люку:
– Слушай, займи десятку. Мне очень надо.
– А чего ты такой довольный?
– Потом расскажу, попозже.
Почему-то я не желал показывать работу сейчас. Интуиция предостерегала меня. Хотя, может, просто хотелось произвести фурор на Салоне, не раскрывая секрет заранее…
Сунув мятую купюру в карман, я вернулся в комнату. Снял картину с мольберта, вышел с ней в коридор. Жан-Люк и его подружка-натурщица успели меня увидеть через приоткрытую дверь – но я, не дожидаясь вопросов, выскочил на лестничную площадку.
Никто из знакомых больше не встретился, такси я поймал удачно. Сел сзади; картину повернул так, чтобы водитель видел только изнанку. Хотя ему было плевать на меня – художников на Совином Холме хватало с избытком.
До галереи мы докатили быстро, остановились у служебного входа. Я поднялся на небольшое крыльцо и хотел уже дёрнуть дверь, но тут подъехал кто-то ещё. Присмотревшись, я узнал человека, который вылез из-за руля. Это был Ингвардсен – тот самый сотрудник, который отвечал за приём работ.
Что ж, всё складывалось отлично.
– Мистер Ингвардсен, – сказал я, – прошу прощения за беспокойство. Меня зовут Эрик Белл, мы с вами виделись пару раз. Я очень хочу принять участие в выставке, но слегка припозднился. Это моя вина, извините. Буду признателен, если сделаете для меня исключение.
– Сроки нужно соблюдать, мистер Белл, – укоризненно сказал он. – И дело не только в организационных проблемах, но и в элементарной вежливости. Впрочем, раз уж вы здесь – показывайте, что там у вас.
Я повернул картину лицевой стороной к нему.
Ингвардсен посмотрел на неё – и остолбенел, застыл неподвижно. Взгляд его буквально прирос к холсту. Секунды текли, а он всё молчал, таращась, как под гипнозом.
– Позвольте?
Рядом остановился пожилой джентльмен в дорогом костюме. В первый момент я даже не поверил своим глазам – его лицо было мне знакомо по фотографиям в прессе, но я никогда не думал, что мы увидимся лично.
– Моя фамилия Роггендорф, – любезно пояснил он. – Галерея принадлежит мне.
– Здравствуйте… – сказал я растерянно. – Я Эрик Белл, а это моя картина…
С полминуты он разглядывал полотно, потом покосился на своего сотрудника:
– Мистер Ингвардсен, вы можете быть свободны. Дальше я сам.
Тот медленно кивнул, всё ещё пребывая в прострации. Шагнул к двери, потянул её на себя и переступил порог, двигаясь как заводная кукла. Роггендорф между тем заметил:
– Знаете, мистер Белл, я интересуюсь искусством не первый десяток лет. Без ложной скромности считаю себя экспертом. При этом я деловой человек и не люблю терять время зря. Поэтому вот моё предложение. Ваше полотно я хотел бы видеть в своей закрытой коллекции.
– Но я ведь рассчитывал поучаствовать в выставке…
– Понимаю. Публичное признание – это важно. Я уверен, оно к вам ещё придёт. Но сейчас, надеюсь, вас устроит материальная компенсация. Просто назовите любую сумму. И не стесняйтесь.
Я был шокирован и при этом отчётливо понимал – от таких предложений нельзя отказываться. Да, мне хотелось славы, чего уж врать, однако хозяином здесь был Роггендорф. Против его желания я всё равно не мог попасть в галерею.
Мелькнула мысль – потребовать миллион, но наглость тоже имеет рамки.
– Сто тысяч, – выдохнул я.
Роггендорф спокойно кивнул, достал чековую книжку и проставил нужную сумму. Вручил мне чек и принял картину.
Пространство вокруг нас содрогнулось.
Вибрация прокатилась волной по городу. Силуэты зданий исказились на миг, но это воспринималось не визуально, а как-то совершенно иначе. Голова закружилась, и я опёрся рукой о стену.
– Мистер Белл, с вами всё в порядке?
– Да, – выдавил я, – спасибо…
– В таком случае – всего доброго.
Роггендорф направился к машине, припаркованной чуть поодаль. Мою картину он уносил с собой. Я же, словно сомнамбула, побрёл в противоположную сторону.
Но сюрпризы ещё не кончились.
Свернув за угол, я остановился как вкопанный.
В полумиле от галереи виднелась тонкая башня, которой там раньше не было. Она превосходила размерами все соседние небоскрёбы, а её шпиль вонзался в плотные тучи.
Я потряс головой, но наваждение не исчезало.
Это был уже перебор.
– Итак, мистер Белл, – негромко произнёс кто-то у меня за спиной. – Вы увидели то, что нужно. Добро пожаловать.
Я обернулся на голос.
В пяти шагах позади меня стоял Вестник.
Но выглядел он как-то неправильно, мистический флёр исчез. Лоскуты теней и светящиеся прожилки, которые мне запомнились в нашу прошлую встречу, теперь смотрелись как обычный тёмный комбинезон с блестящими швами. Или, может быть, как скафандр из научно-фантастического кино.
Подтверждая эту ассоциацию, Вестник поднёс руки к голове и снял шлем.
Лицо у него было самое заурядное, человеческое.
– Удивлены? – спросил он с едва заметной усмешкой. – Сейчас вы видите мой настоящий облик без фольклорных наносов. И да, я всего-навсего человек. Разве что умею по-особенному использовать некоторые свойства пространства. Это даёт мне определённые преимущества, но и накладывает ряд обязательств. Таких людей, как я, очень мало.
– Я не понимаю, – признался я. – Что значит – используете свойства пространства? Что вы вообще за люди? И почему вы открылись мне?
– Давайте обо всём по порядку. Посмотрите вокруг.
Оглядевшись, я понял, что он имеет в виду. Мы вроде бы стояли на тротуаре, но прохожие не замечали нас. Дородная тётка чуть не врезалась в Вестника со спины, однако в последний миг каким-то образом разминулась с ним, хотя не сворачивала и не шарахалась в сторону.
– Эффект, который вы наблюдаете, можно назвать пространственной складкой. Получился этакий закуток, скрытый от посторонних глаз. Продержится минут десять, а затем схлопнется. Но складки бывают и постоянные – как вон там, например.
Он ткнул пальцем в сторону башни и пояснил:
– Наша штаб-квартира. Ну, и заодно станция наблюдения. Она расположена между двумя частями страны, на стыке. Но эти части – не географическое понятие, а скорее социологическое и философское. Чуть позже я объясню подробнее. Главное сейчас в том, что вы со
