не менее, Валя действительно умерла осенью две тысячи шестого – сердце остановилось во сне, так сказали врачи Скорой Помощи. Мы горевали, конечно, хоть и понимали, что это хорошая, лёгкая смерть. И вдруг – оп-па, наша Валя вернулась на четвёртый день после похорон! Сидим вечером во дворе, и тут вдруг она появляется, вся такая сияющая и прозрачная: «Извините, что без замогильного воя, мне вас пугать почему-то совершенно не хочется, очень уж хорошо». Мы так и сели. То есть, наоборот, повскакивали! А Рутка завизжала, как в фильме ужасов, я до тех пор был уверен, что в реальной жизни люди так не кричат. Но её можно понять. По-моему, остальные не заорали только потому, что Рутка высказалась за всех нас. Чудеса чудесами, превращения превращениями, но чтобы вот так стать призраком после смерти – мы даже вообразить не могли!
– Анбеливибал [80]! – одобрительно хмыкнул Юджин. – Учудила, бля!
– Валя была совершенно счастлива, – улыбнулся Михаил. – Она обожала шокировать публику, и тут вдруг открылись невиданные доселе возможности! Триумф, звёздный час. Парит такая красивая над нами, бедными жертвами и говорит: «Я вот думаю, в чьём дровяном сарае мне следует завестись?» Вот тогда мы опомнились. Это же наша Валя! Из загробного мира вернулась! Какой может быть сарай? Все сразу стали такие храбрые: «Нет уж, живи у меня!» Но проблема решилась проще. Валина квартира ещё пустовала, а потом Фортунатас просто купил её у наследников. И это, конечно, им повезло! У Вали был план, то есть, много разнообразных планов, как она будет избавляться от новых жильцов. Но благодаря своевременному вмешательству Фортунатаса все уцелели и сохранили рассудок, даже поседеть никто не успел.
– Мама дорогая! – Джини схватилась за голову. – Ну и дела.
– Вы извините, – спохватился Михаил. – Я сожалею, если вас напугал. Вы не волнуйтесь, Валя не ходит в гости без приглашения. Она не вломится к вам среди ночи с замогильными стонами. Боюсь, за все эти годы Валя так и не научилась замогильно стонать.
– А с приглашением вломится? – обрадовалась Джини. – Я бы хотела с ней познакомиться. Ваша Валя – ух! Правда, я всё равно могу завизжать, как в фильме ужасов. Никогда не видела призраков и просто не знаю, как себя в первый момент поведу. Но раз Вале, как вы говорите, нравится шокировать публику, она не особо обидится, если я всё-таки заору.
– Ты зы бест, тёзка! – восхитился Юджин. – Заиста [81], бля, лучше всех на земле!
– Ну так вечером познакомитесь, – пообещал Михаил. – Правда, скорее всего, не с призраком. Валя иногда овеществляется, как я вам уже говорил. Не представляю, как это ей удаётся. Она уверяет, что ничего специально не делает, просто мечтает, как отлично было бы выпить с соседями. Или съесть горячего супа у Томы. Или выкурить сигарету. Остальную работу делает место. То есть, наш дом и двор. На самом деле, это логично. Если уж здесь овеществляются наши сны и мечты, почему бы не сбыться фантазии призрака о том, как он снова стал живым.
– Ой! – Джини схватилась за голову. – Я как-то до сих пор не подумала!..
– О чём? Эбаут вот? – нестройным дуэтом спросили Диоскуры.
– О том, что здесь могут овеществиться и мои фантазии тоже, – вздохнула Джини. – Взрослой я ничего такого не сочиняла, хороших книг и собственных приключений было достаточно, а детстве мечты у меня были одна глупее другой. Особенно королевство Джин-Джини, где я – королева. Я же, когда его выдумала, совсем маленькая была! Тёплый зимний месяц шардабас вполне удался, согласна. Но всё остальное! Нам тут такого точно не надо. Леденцовые дома, шоколадные набережные, птицы, поющие про меня хвалебные песни, и крокодилы, которые свободно ходят по улицам и пожирают всех, кто кажется мне противным. В детстве я была до ужаса кровожадная. Ой!
– Понимаю, – рассмеялся Михаил. – Сам на вашем месте содрогнулся бы от такой перспективы. Крокодилы – ладно бы, знали бы вы, какие у меня лет в тринадцать иногда бывали мечты! Но всё не так страшно. Я имею в виду, не особенно важно, что именно мы когда-то придумывали. Наши мечты и фантазии очень редко сбываются дословно, в деталях. Иногда их вообще не узнать. Часто они – просто повод, предлог, основа, за которую можно зацепиться. Как песчинка, которую моллюск превращает в жемчужину. Только вместо моллюска у нас реальность. И жемчужина – тоже реальность. Реальность всё решает сама. Но с нашей подачи. И это, конечно, такая удача, что я не представляю, как мы себе такую карму отличную организовали. Какие толпы старушек в прошлых жизнях через дорогу перевели.
– Или просто ни одной старушки крокодилом не съели, – усмехнулась Джини. – Хотя могли.
Зима, тёмный подъезд
Вечера Джини ждала, как дня рождения в детстве, предвкушая невозможный, невиданный праздник, каких до сих пор не видела даже во сне, и одновременно тревожась – а вдруг день рождения никогда не наступит, после пятого начнётся сразу седьмое июня, а шестого между ними не будет, число шесть исчезнет из календаря? Только в детстве она начинала беспокоиться и проверять календарь примерно за месяц, а теперь пришлось втиснуть все волнения и тревоги в какие-то несчастные полдня. Хоть рыдай, хоть в обморок падай от избытка и сложности чувств. Но Джини взяла себя в руки, умылась, достала из шкафа картонки-холсты, нарисовала для Руты вмёрзшие в волны стулья под невозможным небом, а для призрака Вали – вход в Томино кафе, где она, по словам Диоскуров, иногда обедает во плоти, как живая, это ли не свидетельство великой любви.
Диоскуры обещали зайти за ней ближе к полуночи. Ещё недавно Джини не поняла бы: а зачем заходить? Чтобы всем вместе гуськом спуститься по лестнице и выйти из подъезда во двор? Но когда окружающая действительность может в любой момент чёрт знает во что превратиться, лучше и правда дождаться проводников. А то, чего доброго, промахнёшься мимо нужной реальности, выйдешь в неправильный двор, где нет никакого праздника, и будешь сидеть там одна, как дура – на мокром ледяном табурете, без причудливых башен-грибов, кленовых листьев и маргариток, обычной унылой зимой.
К девяти упаковала подарки, в десять внезапно решила, что нарядная упаковка – плохая идея, соседи не станут их разворачивать во дворе, смотреть, удивляться, показывать друг другу, спрашивать: «А тебе что досталось? А тебе?» Ну уж нет, я хочу видеть их лица, слушать ахи и охи, – думала Джини. – Это моя доля, мои проценты от вклада в праздник, своего я не упущу!
Развернула картинки,
