волновала казнь, чем все остальное.
– А ваши тела умирают? – спросила Софи.
Гадес старательно клеил скотч.
– Мы хорошо регенерируем. Случаются, конечно, такие повреждения, когда физическое тело умирает. Но никаких необратимых процессов не начинается, божественная сущность возвращается, сердце бьется. Это неприятно, но не ужасно. Не знаю, как перелом у людей. Больно, но не навсегда.
– Можно сломать шею.
– Знаю. Сет однажды упал так с лошади. Очень давно. Скорость он всегда любил.
– И быстро возродился?
– На следующий день.
Кусок скотча оказался большим, приклеился к пальцам, и Гадес с раздражением скатал его и отдал Софи. Она осторожно спросила:
– Со стороны это не воспринимается как перелом?
– Каждый раз страшно, вдруг что-то пойдет не так.
Гадес отлично помнил ту ночь. Он убил лошадь, хотя она ни в чем не была виновата. До утра оставался рядом с мертвым телом друга. Пока не вернулось сердцебиение и дыхание, а Сет не открыл глаза, жалуясь, что шея болит.
– Твое тело тоже умирало, Аид?
– Да. Много раз.
А вот этих ночей он уже не помнил. Не всегда рядом бывал Сет, но когда бывал, то неизменно встречал его хмурым выражением лица и фразой «Нельзя ли быть аккуратнее?».
Софи подала еще кусочек скотча:
– А если тело превратилось в кашу?
– Дольше регенерирует, дольше возвращается. Если совсем никак, боги могут создавать новые тела. Это очень долго, сложно, но тут я не знаю деталей. Не сталкивался сам.
– И можно поменять внешность?
– Некоторые так и делают. Большинство – нет.
– А я перерождаюсь в новых телах?
– Они все похожи. Фигурой, чертами лица. И ты всегда рыженькая.
Софи не ответила, а Гадес прикинул, что еще один участок прикрепить, и будет нормально.
– А как люди воспринимают чудесные воскрешения? – спросила Софи.
– Стараемся не показывать. Не так давно Сету позвонили из больницы. Анубис ввязался в какую-то потасовку, схлопотал огнестрел и истек кровью. Сет был записан в телефоне, в больнице решили, он его отец, и позвонили. Когда мы приехали на место, Сет отчаянно ругался. Врачи решили, это шок, но он просто хотел скорее забрать тело из морга. Не очень приятно вернуться в холод и металл.
Гадес слышал истории о том, как богов хоронили. Такое происходило редко, да и сил у них было достаточно, чтобы выбраться, но истории пересказывались, как страшилки. Однажды Танатос рассказал, как в Европе во время чумы его случайно приняли за мародера и убили. Он пришел в себя в яме, полной разлагающихся трупов, – то еще удовольствие.
– Вы достали? – спросила Софи. – Анубиса.
– О да. Как-нибудь расскажу тебе прекрасную историю о воровстве трупа из городского морга. Когда Анубис пришел в себя, Сет отправил его в Дуат. Он там и пробыл до приема Зевса.
– Внешне они кажутся скорее братьями.
– Дети богов не совсем то же самое, что дети людей. Наш возраст внешне зачастую невозможно определить, если мы сами не хотим проявлений. Дети, внуки, родители – это условности. Все привязано к божественным сущностям, а не к телам. У Зевса вот целый выводок, но никто не зовет его папой.
Спустившись на пол, Гадес с удовлетворением осмотрел повешенную гирлянду. Выглядело неплохо. Щелкнул переключатель, и звезды засияли мягким желтым светом.
– Спасибо, – Софи смотрела на них. – Когда я была поменьше, то загадывала, кем стану, когда вырасту.
Она замолчала, а Гадес почти не слушал ее слов, наблюдая за мягким светом на ее лице. Занавески на окнах были приспущены, так что в комнате царил полумрак.
– Я хочу пойти работать, – неожиданно сказала Софи.
– Что? Работать?
– Я не хочу жить за чей-то счет.
Гадес давно не задумывался о деньгах. Для него они всегда были несущественны, главное, чтобы хватало на дом, где можно разместить Врата, и на еду для физического тела. Часть времени Аид все равно проводил в Подземном мире, и эти проблемы волновали его куда больше. С Сетом они так вообще частенько жили друг у друга.
– Хорошо, – сказал Гадес. – Но только после того, как мы поймаем убийц. Пока небезопасно.
Софи кивнула, как будто скорее не возражала, чем соглашалась. Но свет так красиво ложился на ее лицо, что Гадес перестал думать. Это напоминало Подземный мир и светлячков у Западной башни, казалось, почти можно было ощутить запах асфоделей, а прищурившись, увидеть фиолетовые искры.
Гадес подошел ближе, невесомо коснулся распущенных волос Софи. Ее пальцы скользнули по его небритой щеке, подушечками провели по губам. И это все было – слишком.
Притянув Софи к себе, Гадес поцеловал ее, ощущая собственную взвихрившуюся силу, вплетающуюся в волосы Сеф. Звезды сияли слишком ярко, кровать оказалась слишком близко, и Гадес уложил туда Софи – она не сопротивлялась. Только смотрела на него, широко распахнув глаза.
Гадес развел ее руки, сжал в запястьях, наклонился, целуя шею, опускаясь ниже. Под губами билась жилка, а кожа Софи пахла весенними цветами и чем-то глубоко темным. Ее тело выгибалось ему навстречу, и Гадес задрал футболку Софи, едва ее не порвав, освободил одну грудь из мягкой чашечки белья, начал ласкать ее.
С губ Софи раздался то ли стон, то ли она выдохнула его имя. Гадес ощущал ее пальцы у себя на затылке. И знал, она чувствует, насколько он ее хочет.
Он не сдерживался.
Задрав руки Софи над головой, одной рукой Гадес держал их, а другой начал расстегивать ее джинсы. Почти грубо, он зарычал, когда Софи дернулась, и только чужое чувство смятения, страха, побудило Гадеса остановиться. Оно отрезвило, заставило отшатнуться. Гадес отпустил Софи, сел на кровати, провел руками по лицу. Он слишком торопится.
– Прости, – глухо сказал он. – Не могу больше сдерживаться.
Не сейчас, когда вокруг гибли боги, когда творилось непонятно что.
Он, бог смерти, хотел ощутить жизнь.
Ладонь Софи робко коснулась его плеча, но Гадес знал, что даже его воля не железная. Поэтому качнул головой и поднялся. Он не посмотрел на Персефону, когда вышел из комнаты.
Холодная вода привела в чувство. Хотя Гадес подумал, что готов сунуть под кран голову целиком. Он всерьез размышлял, не принять ли душ, тоже ледяной, когда напряжение все-таки начало спадать.
Персефона всегда вспоминала его. Она не бывала неопытной девушкой – только тогда, в их самый первый раз. Но прошли тысячи лет, Гадес почти не помнил, как это происходит. И не представлял, что и как следует делать. Только надеялся, что Софи не станет считать его похотливым козлом.
Стоило извиниться.
Он осторожно постучал в ее дверь, надеясь, что она не прогонит. Софи все еще сидела на кровати, обняв колени, и ее густые волосы разметались по плечам. Она казалась растерянной.
– Извини, –
