предлогом штрафов. Настоящие преступники сидят в местах с защищенными камерами, покрытыми рунами. Но это только особые личности.
Чаще всего призывателей-преступников просто убивают или изгоняют в дикие земли, что примерно одно и то же.
Ты либо приносишь городу пользу, либо не мешаешь своим существованием делать это другим. Шестеренки должны крутиться непрерывно и бесконечно. То же касается и нас. Курортников держат с одной целью. Чтобы мы закрывали новые разломы на территории Москвы. Ведь пока разлом не разведан, он может таить в себе любые опасности, а войти на ту сторону могут лишь призыватели.
Никаких тебе регистраций, бюрократии, вступления в клан, получения разрешения, отчетов. Все новые разломы в твоем распоряжении. А еще кормят, на улице жить не надо. И самое главное — бесплатное медицинское обслуживание в случае ранения.
Главная проблема — случайно не выплатить долг слишком быстро. Впрочем, не думаю, что у кого-то это получается. А как выбраться дальше я не переживал. Рано или поздно меня так и так вытащат.
Двое охранников меня зарегистрировали, забрали все мои вещи и выдали взамен застиранную темно-оранжевую форму. Затем проводили к камере Б-3. Пузатый охранник с щеками как у хомяка и глазами-бусинами довольно толкнул меня в камеру.
— Принимайте пополнение, — произнес он булькающим голосом. — Чемпион турнира, так что уважьте уж.
Я обернулся, посмотрел на закрывающуюся дверь. Сквозь решетчатое окно заметил неодобрительный взгляд другого охранника из пары. Он взглянул на меня и слегка пожал плечами, как бы извиняясь.
Оглядев камеру, я понял, за что именно. Семеро призывателей, пять парней и две девушки. И у всех рожи такие, что прямо сейчас в выпуск криминальной хроники запускай на первую полосу. При этом женщины смотрели на меня как удав на хорька.
— Доброй ночи, — поприветствовал я их, на что получил лишь усмешки.
Наставник рассказывал мне об этом месте. Тюрьма — это миниатюрный замкнутый мирок со своими порядками и правилами. Но на курортников это не сильно распространяется, так как люди здесь не задерживаются надолго.
Либо погибают в разломах, либо становятся такими калеками, что проще выкинуть их на улицу и повесить долг, чем ждать, пока длань все регенерирует. Но встречаются и бывалые, что проводят на курорте по несколько лет. И эти, кажется, были из последних.
А значит, они либо очень сильные, либо хорошо лижут задницы начальству. Чувствую, сейчас мы это проверим.
— Когда заходишь к старожилам, — начал говорить ближайший у входа мужик с изрытым лицом, — принято кланяться старшему.
Я внимательно разглядывал его лицо. Мелкая сетка морщин, круги под глазами, небольшой жирок на боках, что в принципе редкость для разломщика. Блокираторы явно не идут на пользу, раз длань не может справиться даже с такими элементарными дефектами организма. А жировой запас накопить для призывателя вообще нереально, все свободные ресурсы идут на усиление тела.
— Кто старший? — спросил я.
— Пахан, — кивнул он в сторону самого здорового бугая, что полулежал сразу на трех матрасах.
Пахан был человеком тучным, крепко сбитым. Я бы сказал, что по молодости он был хорошим физовиком, может быть даже танком в группе. Но что-то явно пошло не так, потому что иметь такое пузо для призывателя равносильно смерти. Медлительные не выживают, а на мага поддержки он ну совсем не похож.
— Кланяться не собираюсь, — я сразу обозначил свою позицию. — И нет такого правила. Какую из коек я могу занять?
Поднялся еще один детина, лысый, жилистый и с огромным шрамом через все лицо. Видимо, получил еще в детстве. Иначе я не представляю, как он выжил в бою с тем, кто мог оставить подобный след. Этот явно был действующим физовиком. Он же подошел ближе, когда за его спиной поднялся щербатый.
Сейчас будет драка, это очевидно. Но начинать драки не в моих правилах. Я собрался, тело активизировало резервы, готовое вступить в бой. За время нахождения в полицейском участке я успел немного отдохнуть после турнира.
Лысый протянул руку и схватил меня за ворот. Ну что за детский сад? Отшатываюсь назад, чтобы его рука выпрямилась, удар в локтевой сустав. Силы не жалел, чтобы сразу показать, что играть в эти клоунские игры я не намерен.
И вывернутый наизнанку локоть вместе с торчащей наружу белой костью тому подтверждение. Лысый неверяще смотрит на свою конечность и лишь через мгновение начинает орать от боли. Тут же к нему присоединяется щербатый, которому я пробиваю ногой в колено. Конечность другая, но эффект тот же.
— Сука! — орет одна из баб, чье лицо покрыто татуировками.
Она бросается на меня разъяренной кошкой, и я успеваю заметить тусклый блеск металла в ее руке. Ей на помощь идет еще один из парней, которого до этого я вообще не замечал. Меня зажали в углу, но из-за орущих от боли двоих кретинов тут больше толкотни получилось, чем драки.
Ни о какой техничности речи не шло, голая ярость против холодного расчета. Кроме лысого здесь не было серьезных бойцов, потому я и действовал так радикально, чтобы вывести его из игры. Так получилось, что татуированная вонзила заточку в бок своего товарища, когда я отвел удар.
Щербатого пару раз пнули и немного потоптали во всей этой толкотне. Вторая девушка пряталась за Паханом, а сам он в бой вступать не спешил. Оставался еще долговязый паренек, который выломал из каркаса кровати металлический прут и принялся махать им, пока не зарядил по затылку татуированной, когда я ей прикрывался.
Силы ему не занимать, между прочим. Будь девчонка обычным человеком, скорей всего ей проломило бы череп. Но у нее явно прокачана выживаемость, раз она выдержала такой удар.
Прут пришлось принимать на жесткий блок, перехватывать руками и вырывать. Да не тут-то было, долговязый держал крепче и оказался сильнее меня. Кто-то скажет, что бить по яйцам подло. А я скажу, что пятеро на одного — это по-бабски. А значит, и яиц у них нет.
Так что когда долговязый согнулся в три погибели, я наконец вырвал прут и добил им последнего, который прижимал рану в боку, оставленную заточкой.
Все были живы, хоть и ранены. Даже долговязого я ударил не сильно, все-таки минимальная мужская солидарность во мне есть. И оставлять его без возможности к размножению я не мог. Лучше уж просто убить, так милосерднее.
Пахан как сидел на своей койке, так и не двигался. Справа застонала татуированная, я посмотрел на нее и тут же получил удар в грудь. Видимо, рано расслабился. Сначала я решил, что Пахан применил какой-то навык, но блокиратор не позволил бы этого сделать.
Просто его рывок из сидячего положения через всю камеру был слишком стремительным, я же всего на мгновение отвлекся.
От удара меня отбросило в стену и тут же припечатало новым ударом. Ублюдок был не только быстр, но и силен. Сколько уровней он ввалил в потенциал атаки? Там точно больше моей двойки.
Боковой в челюсть слегка ослабил его пыл, он тут же схватил меня левой за горло и оторвал от земли, прижав к стене, словно я вообще ничего не весил. Мне прилетел еще один тычок под ребра.
Я ответил пинком и одновременно бил по глазам. Хватка ослабла, но он так сильно сдавил мне горло, что я до сих пор не мог нормально вдохнуть. Два удара подряд, не целясь, я вложил в них всю звериную ярость своего тела. Не знаю, кем надо быть, чтобы выстоять после такого, но ублюдок вообще не собирался падать.
Скрип открываемой двери, и в камеру врываются охранники. Как вовремя, ну надо же. Эти ребята знали свое дело и действовали технично. Нас развели щитами, мне подсекли ноги, а затем пару раз огрели дубинами, завершив все разрядом шокера, от которого мои мышцы свело судорогой.
А дальше все как в тумане. Медсанчасть, осмотр, уколы, допросы, и так пролетел еще час. Разумеется, по документам выходило так, что это я ворвался в камеру и избил семерых бедолаг-уголовников. Шестерых, пардон, одна из девушек не участвовала.
И еще сопротивлялся охране. В общем, мне накинули еще сто рублей штрафа, так что все остались довольны. Провожали меня все те же двое охранников, но в этот раз пузан, похожий на жабу, вел себя тихо и вообще старался держаться подальше.
Второй подвел меня к блоку Б-4, открыл двери и вежливо провел внутрь, одобрительно похлопав по плечу. Когда я обернулся, он просто подмигнул мне, а в его взгляде я заметил довольные искорки. Похоже, что не мне одному не нравился
