палате, листая наши истории болезни.
— Пришли? — он встал навстречу. — Анализы сдали? Позавтракали?
Первым доктор осмотрел Кольку. Проверил шов от операции, провел по нему пальцем, хмыкнул.
— Как себя чувствуешь?
Выслушав колькины ответы, кивнул, вздохнул, пересел ко мне, задавая традиционные вопросы:
— Как ты себя чувствуешь? Что болит? Голова кружится? Тошнота есть?
Меня он осмотрел более тщательно, легонько потрогал шрамы на голове. Я постоял на одной ноге, потом на другой. Закрыв глаза, по его команде коснулся указательным пальцем правой руки носа, повторил то же самое левой рукой.
Сергей Николаевич смотрел на мои действия, недоверчиво хмыкал, тяжело вздыхал, а потом вдруг спросил:
— Ты мне ничего не хочешь рассказать?
Я пожал плечами, удивляясь такой постановке вопроса.
— О чём?
— Нет, нет, это я так… — Сергей Николаевич смешался, опустил глаза. — Ладно, отдыхайте.
И стремительно вышел из палаты.
* * *
Захар Петрович сидел за столом и работал с документами. Именно так он и называл эту ненавистную для него бюрократическую процедуру. Слева возвышалась кипа документов — справки, направления на обследования, запросы на лекарства из категории, относящихся к «особому обороту», заключения. Каждый документ необходимо было рассмотреть, проверить и, в результате, утвердить, подписать или отправить на доработку. Жизнь отучила подписывать такие документы не глядя. Особенно, если это касалось выделения и распределения лекарств, содержащих наркотики. Постепенно кипа слева становилась всё меньше.
Захар Петрович отложил ручку, несколько раз сжал-разжал кулак, помассировал кисть — рука устала.
В кабинет без стука ворвалась врач-хирург отделения Киселева Ольга Павловна, невысокая худенькая женщина неопределенного возраста. Ей одновременно можно было дать как 34, так и 43 года. Плюс еще и очки в пол-лица с затемненными стеклами. Посмотришь на такую, и сразу вспоминается пословица, что маленькая собачка и в старости щенок. Как врач-хирург, она была так, врач-середнячок, звёзд с неба не хватала, но со своими обязанностями справлялась. Всякие фурункулы-грыжи-аппендициты вырезала исправно, летальности практически не было, да и ладно! А с другой стороны, ей и не доверяли проводить особо сложные операции. Зачем рисковать?
Захар Петрович недовольно посмотрел на нее.
— Захар Петрович! — Ольга Павловна упала на стул. — У меня ЧП!
Заведующий отделением тяжело вздохнул. В отделении коллеги называли Ольгу Павловну за глаза «человек-паника». В среднем, пару раз в неделю, а иногда и чаще у нее, с её слов, стабильно возникали ЧП. Правда, потом при проверке чрезвычайным происшествием оказывались или таракан, вылезший в палате во время обхода, или уборщица, не успевшая вымыть пол, или внезапно выскочившая у больного заурядная аллергическая сыпь на какой-нибудь пенициллин.
— Ну, что у вас? — Захар Петрович недовольно привстал навстречу Ольге Павловне.
— ЧП, Захар Петрович! — воскликнула Ольга Павловна еще раз. — У меня в третьей палате все больные девочки внезапно выздоровели! Все!
— Что? — Захар Петрович ошеломленно замер. — Заходите. И дверь прикройте!
Ольга Павловна положила пачку историй болезни на приставной стол, плюхнулась на стул, не спрашивая разрешения.
— Вот, смотрите! — она открыла первую. — Клюквина Люда 10 лет, прободная язва желудка, позавчера прооперирована. Сегодня на обходе обнаружила, что у нее послеоперационный шов выглядит, как шрам годовалой давности, шовный материал весь вылез! Валялся в постели. Девочка его собрала, выложила на тумбочку. Сама она чувствует себя прекрасно, свободно ходит по палате. И ест всё подряд! Без разрешения, конечно…
— Самойлова Таня 11 лет, — продолжила она. — Открытый оскольчатый перелом левого бедра. Поступила и прооперирована три дня назад. Гипс каким-то образом снят, разломан. Девочка свободно ходит, даже бегает по палате. Шрамы выглядят как будто операцию лет десять назад сделали! И не шрамы, а ниточки какие-то!
— И еще Данилова Оксана, тоже 11 лет. Закрытая ЧМТ, сотрясение мозга. Бегает по палате, как ни в чём не бывало!
Ольга Павловна истерично бросила истории болезни на стол, схватилась руками за голову:
— Я ничего не понимаю, Захар Петрович! Так не бывает!
Захар Петрович вздохнул, подошел к Ольге Павловне поближе, аккуратно взял за плечи:
— Значит так, Ольга Павловна! Об этом, — он повернулся к столу, ткнул пальцем в истории болезни, — никому! Понятно? Всех больных завтра же на комплексное обследование! Ясно?
— Но как же так? — вскинулась Ольга Павловна. — Кстати, у Даниловой вообще диабет с детства был. А сейчас никаких признаков. Утром кровь на анализ взяли. Всё в норме!
— Ольга Павловна! — повысил голос Захар Петрович. — Спокойно! Может, у нее просто сахар упал. Завтра всех на анализы и на обследование!
Меня выписали через день, в пятницу. Объявили об этом в четверг после обеда. Maman сходила к Сергею Николаевичу, благо он на работе почти каждый день сидел допоздна. Потом снова зашла ко мне в палату:
— Завтра тебя выписывают. Я за тобой приду. Пообедаешь, и домой пойдем!
— А работа?
— Отпрошусь ради такого случая!
Разумеется, maman принесла мне одежду — чистое белье, брюки из комплекта школьной формы, рубашку с коротким рукавом, сандалии.
— Ты подрос! — озадаченно сообщила maman на мои потуги застегнуть пуговицы рубашки. — Поправился.
Для меня это тоже стало сюрпризом: рубашка напрочь отказывалась сходиться на груди, просторные брюки мало того оказались коротки (сразу вспомнил сравнение, которое любила повторять бабка в деревне — «за зайцами бегать!»), да еще и стали в обтяжку, как традиционная одежда американских скотоводов — джинсы. Пришлось идти так — брюки в обтяжку, а рубашка нараспашку.
Сергей Николаевич хмыкнул, глядя на меня, когда я зашел к нему в ординаторскую попрощаться. Я лишний раз боялся пошевелиться, вдруг швы на заднице брюках разойдутся? Что-то я разъелся совсем.
Maman с врачом остались побеседовать тет-а-тет, а меня выставили за дверь. В коридоре нарисовался Колька. Сел рядом, болтая ногами.
— А меня в понедельник выписывают! — сообщил он. — А ты где живешь?
— В Химике, — ответил я.
— Ух ты! Далеко… — протянул он. — Я в центре. У меня папка полковник милиции. У тебя телефон есть?
— Нет, — усмехнулся я. Поселок Химик считался самой дальней окраиной города, а телефоны там были установлены только в школе да в поликлинике. Ну, еще, наверное, в опорном пункте милиции. Даже в магазинах и клубе телефоны замыкались на АТС химического завода.
— Нету у меня телефона, — развел руками
