кузнец. – непререкаемо объявила Танька. – Мы его вторые нашли…
– Пока не нашли…
– А когда найдем, будем первыми! Потому что тех, кто его в самом деле нашел первыми, теперь уже никто и никогда не отыщет. Короче, лапы прочь, нам нужнее!
– Ведьма. – усмехнулся Богдан. – Ладно, кузнецом мы не делимся, это понятно. Ну и третий вариант: кому-то понадобились мы с тобой.
– Зачем? – удивилась Танька.
– Объявятся – спросим. – меланхолично ответил он.
– Как у тебя все просто! – фыркнула Танька. – А если… А вдруг… – она задумалась, явно перебирая в уме ситуации одна страшнее другой, наконец беспомощно поглядела на Богдана и шепотом спросила. – Может, Ирку вызовем?
– Зачем? – теперь уже удивился Богдан.
– Ну-у… – протянула Танька. – Мы же всегда все делаем вместе… – и когда Ирка рядом можно строить хитрые комбинации, просчитывать последствия, прикидывать сильные и слабые стороны противника – и делать это спокойно, сознавая, насколько серьезная Сила на твоей стороне. А без Ирки… конечно, мозги – это наше все, знание – сила, и так далее… но просто с Силой все равно как-то… надежнее.
– Тань… – очень серьезно сказал Богдан. – А ты понимаешь, что мы не сможем делать вместе все и всегда?
– Ты о чем?
– Хотя бы о том, что прилетает Айт!
– Что ты привязался к этому Айту!
– Не привязывался я к нему! – Богдан раздражено запустил пятерню в волосы. – Это ты… никак отвязаться не можешь! Или Айтом мы тоже будем все вместе заниматься?
– Если ему что-то понадобится, а Ирка будет занята…
– Танька! – взвыл Богдан. – Я к тому, что Ирка, конечно, с нами вместе… но что-то свое, отдельное от нас, у нее уже есть! У каждого человека есть! Мы про рисование говорить начали… Ты совсем рисовать перестала?
– При чем тут..
– При том! – отрезал Богдан. – Ты раньше классно рисовала, я мимо портрета Иркиного кота у вас в гостиной до сих пор спокойно пройти не могу, так и хочется за ухом почесать. Только это была последняя твоя картина. Ну ладно, надоело тебе – твое дело. Если, конечно, надоело именно тебе, а не… ты подчинила всю свою жизни Иркиному чаклунству.
– Богдан! – Танька посмотрела на него строго. – Как ты можешь сравнивать какое-то там рисование с Иркиной… миссией! – слово было чересчур пафосное, но ничего лучше в голову не пришло. – Я не собираюсь тратить время на детские глупости, когда мы реально можем… спасти мир!
Никак без дешевого пафоса не выходит!
– А я собираюсь. – отрезал Богдан. – То, что я здухач, мою жизнь изменило… да я и не против. Но я не хочу делать вид, что до превращения у меня вообще никакой жизни не было, и от всего отказываться. Родители огорчаются, что раньше у нас были общие увлечения, а теперь я, вроде как, сам по себе. Да мне самому интересно, как мы связаны: здухач и я!
– Здухач и есть ты. – дернула плечом Танька.
– Ты хорошо помнишь как колдуешь? – усмехнулся Богдан.
– Конечно!
– Я все, что делаю здухачем, тоже помню… только как сон. Яркий, детальный, запоминающийся… но все равно сон. – Богдан пожал плечами. – Я даже толком не понимаю: действительно я и здухач – один… одно… или нас двое в моем теле? Но если я и воин сновидений – одно и то же, у меня сейчас должен быть та-акой опыт! Да у них ни у кого такого нет! – он махнул в сторону турнирного поля, куда уже подтягивались последние участники турнира. – После боя с Костеем Бездушным я здесь самый крутой фехтовальщик 55! – Богдан застыл в позиции, как будто в одной руке у него шпага, а в другой – кинжал. – И я их всех – всех-всех-всех! – отступая, наступая и размахивая воображаемым оружием, повторял он. – Подшаг… ремиз… выпад…
– Что ж… – с легким холодком ответила Танька. – Если ваше решение твердо, Богдан Игоревич, ступайте, а я буду молиться за вас.
– Графиня? – Богдан вдруг шумно сглотнул, вглядываясь в серьезное лицо девочки. Джинсы и ветровка словно растаяли, обернувшись платьем в стиле ампир и пушистой шалью на плечах, а сколоченные из досок домики турбазы – старым особняком с пузатыми колоннами.
– Хочешь – делай. Время и правда есть. – девчонка в джинсах и ветровке улыбнулась ему. Он кивнул и пошел к турнирному полю. Оглянулся…
– Ты придешь посмотреть?
– Конечно. – легко согласилась Танька. – Только сделаю кое-что и приду.
Танька осталась, задумчиво глядя Богдану вслед. Ведь и правда, если она и рисовала последннее время, то только заклинательные ромбы и пентаграммы – они превосходно удавались! Зато мольберт пылился в углу комнаты, и давно задубели брошенные кисти. Родители, вроде, даже спрашивали, в чем дело, но она не обрашала внимания, полностью уйдя в Иркины дела. Неужели она больше не живет своей жизнью, а только Иркиной? И что делать? Пойти рисовать заброшенное кладбище, и не думать, что может скрываться в провалившихся могилах?
– Глупости какие, пусть Богдан в игрушки играет! – Танька решительно зашагала к кухне. Базу отгораживает сетка-рабица, ворота тоже железные, а у одноглазого трактирщика должен быть изрядный запас соли.
– Ну кто так строит! – Танька с трудом разогнула саднящую спину и скомкала опустевший пакет. С солью ей повезло: похоже, каждый обитатель базы за все годы ее существования обязательно привозил с собой полный пакет, но ленился тащить неизрасходованные остатки обратно, оставляя для грядущих поколений. Те, в свою очередь, не ждали милости от предшественников и тоже привозили соль… в общем, в рассохшемся буфете полупустые и едва начатые пакеты стояли стройными рядами – в некоторых соль за годы слежалась так, что ее пришлось растаптывать подошвой. Но вот сама база, казавшаяся не слишком большой, по периметру оказалась… огромной! Танька с неодобрением посмотрела на тоненькую, как веревочка, полоску соли под железной сеткой-рабицей: конечно, лучше, чем ничего… да ладно, что себя обманывать, почти ничего, учитывая, что стабильно работающий соляной круг должен быть хотя бы в два пальца толщиной. А варианты? Нет вариантов, и соли тоже больше нет. Танька тяжко вздохнула и растирая натруженные плечи, полезла сквозь разросшиеся вдоль забора заросли крапивы. И с крапивы этой никакого толку, прошлогодняя она: пробирающуюся вдоль сетки Таньку не обожгла, но и никого другого тоже не остановит. Вытаскивая из волос сухие веточки и комки старой паутины она вывалилась к широко распахнутым воротам, взвесила последний пакет соли на руке: сейчас насыпать или вечера подождать, заодно и ворота запереть. Подумала – и тонкой серебристой полоской соли перечеркнула проезд, тихонько бормоча:
– Ни прохода, ни проезда, ни конному, ни пешему, ни
