и кивнул.
– Как они заарканили тебя, мальчик? – спросил Эбинизер все тем же неестественно спокойным голосом. – У них на тебя компромат? Вряд ли все настолько плохо, что я не сумею тебе помочь. – На секунду его взгляд смягчился. – Рассказывай.
Я многозначительно взглянул на его посох.
– Ах да, – сказал дед и ослабил нажим.
Я пару раз натужно сглотнул. И наконец просипел:
– Нет у них никакого компромата.
В глазах у него снова вспыхнула ярость, а затем…
А затем в них появились слезы.
О господи.
– В таком случае зачем? – настаивал дед. Его деланое спокойствие понемногу улетучивалось. – Зачем ты все это делаешь? Зачем жертвуешь собой ради этой твари?
Я прекрасно знал, как отвечу.
Дед заслуживал правды. Более того, был обязан ее узнать.
– Потому что у меня только один брат. И я не намерен его потерять.
Старик обмер.
– Мама дала нам по амулету, – хмуро и уныло продолжил я. – С воспоминаниями. Чтобы мы могли узнать друг друга.
Эбинизер несколько раз открыл и закрыл рот.
– Строго говоря, мы единоутробные братья, – сказал я. – Но все равно одной крови. Он прикрывает меня, а я – его. Вот, собственно, и все.
Старик закрыл глаза.
– Значит… этот мерзавец… Рейт… с моей дочерью?!
Земля задрожала сильнее. Поверхность озера пустилась в пляс, и меня забрызгало капельками воды.
– Сэр, – объявил я, пытаясь сохранять спокойствие, – у вас есть еще один внук.
Ударь я его, вряд ли Эбинизер пошатнулся бы сильнее. Он отступил на шаг и стал качать головой, а я сел и продолжил:
– Послушайте… Что бы ни случилось, теперь это дело прошлое, и Томас не имел к нему никакого отношения. Но он не раз спасал мне жизнь. Он вам не враг, сэр. – Я пару раз моргнул. – Он ваш внук.
Ночь застыла.
– Внук… – Голос деда походил на рык саблезубого тигра. – Один из этих тварей…
Он развернулся к «Жучку-плавунцу», к тому времени почти скрывшемуся из вида, поднял правую руку – ту, что отвечает за направление энергии, – отвел ее назад, и посох в ней вспыхнул синим пламенем.
– Нет! – крикнул я и бросился к старику.
Он обернулся: глаза выпучены, зубы оскалены, лицо пунцовое, – машинально дернул рукой с посохом, и…
И нечто похожее на комету размером с четвертак, сияющую звездным светом, сорвалось с кончика его посоха, словно небывалая искра статического электричества, и вонзилось мне в грудь, сокрушив ребра и перебив позвоночник.
Я завалился на спину, и небесные звезды вдруг стали необычайно яркими.
Я попробовал сделать вдох.
Получилось так себе.
– Ох ты ж, боже мой, – прошептал старик, тяжело дыша.
Его посох громыхнул о дощатый настил. Мне показалось, что он упал где-то далеко-далеко.
– Гарри! – позвал Эбинизер. – Гарри!
Его лицо маячило в конце небольшого черного тоннеля.
– Ох, парнишка, – сказал дед со слезами на глазах. – Ох, парнишка… Я и подумать не мог, что ты снова на меня кинешься. Что посох среагирует…
Я почувствовал на лице его ладони, но едва-едва.
– Вот почему вы так старались научить меня самоконтролю, – промямлил я. – Потому что сами не умеете себя контролировать.
– Я вспыльчивый болван, – признался он. – Пытался тебе помочь…
– Вы знали, что проиграете, – из последних сил проговорил я. – Но не остановились. Могли бы поддержать… – Из отверстия в моей груди ритмичными фонтанчиками выплескивалась кровь. – А вместо этого все закончилось так, как закончилось.
В глазах у него промелькнул стыд.
Старик отвел взгляд.
Жизнь – боль, и со временем эта боль становится только сильнее. В детстве нас ранит любая мелочь, но с возрастом мы учимся терпеть все более и более сильные муки. И продолжаем жить.
Старики выносят боль лучше других. По этой части они абсолютные чемпионы.
Моему деду несколько сотен лет.
Но эта боль…
Она его пробрала.
И старик сломался.
Он понурил голову, и на доски причала закапали слезы.
Затем он замер.
А затем изменился в лице.
Поднял на меня широко раскрытые глаза, и лицо его перекосилось в гримасе то ли недоверия, то ли ярости.
– Ах ты, пронырливый…
– Вот и поговорили, чародей Маккой, – сказал я.
И сбросил чары Зимы, сплетенные для меня Зимней Леди по имени Молли.
Я почувствовал, как сознание отступает по черному тоннелю – туда, где я положил на дощатый настил Моллину печатку с опалом, прочь от волшебного конструкта-доппельгангера, распадавшегося на эктоплазму, – вливается в камень перстня, нащупывает ниточку, ведущую к моему мозгу, и стрелой переносится обратно в настоящее тело.
Мои глаза распахнулись. Я лежал за рубкой «Жучка-плавунца» – там же, где спрятался от Эбинизера, когда уронил перстень и активировал иллюзию, чья вуаль позволила незаметно проскользнуть на борт катера и направить сознание в эктоплазменного двойника.
Вот так, с помощью дистанционного управления, я испортил отношения с дедом.
Но хотя бы не получил комету в грудь.
По окончательном возвращении в тело меня охватила настолько сокрушительная усталость, что правильнее назвать ее совершенно новой разновидностью боли. Я содрогался в конвульсиях, Фрейдис пыталась удержать меня, а Мёрфи прижимала к моим губам маску с резиновым насосом, качающим воздух в легкие.
С огромным трудом я вновь обрел контроль над телом, после чего без сил распростерся на палубе. Тяжело дыша, Фрейдис упала на меня, а деловитая Мёрфи подняла мне веко и посветила фонариком в глаз.
– Гарри? Ты меня слышишь?
– Слышу, – ответил я и сбросил маску с лица. Ох…
– Господь всемогущий, – выдохнула Фрейдис, кое-как поднимаясь на ноги. – С этим вторым телом вы ходили по лезвию бритвы, сейдрмадр.
– О чем это она? – осведомилась Мёрфи.
– О конструкте для иллюзии, – ответил я. – В общем, Молли создала очень-очень качественное эктоплазменное тело, связала его с моим и сохранила… гм… выкройку в перстне. Всего-то и требовалось, что призвать двойника в качестве обманки, исчезнуть с глаз долой, а затем вроде как вселиться в конструкта. Спроецировать на него свое сознание. Напитать его энергией, а с такого расстояния это чертовски утомительное занятие. Зато мы с Маккоем мило побеседовали.
Мёрфи помогла мне сесть.
– Что случилось?
Она пристально смотрела на меня. Я ответил ей таким же взглядом и безжизненно произнес:
– Я победил.
– О господи. Неужели он?..
– Разозлился как черт, – с расстановкой произнес я.
– Он тебя ранил. – Мёрфи сдвинула брови, погладила меня по виску, и я закрыл глаза.
– Это ты еще двойника не видела.
– Жених и невеста, – хихикнула Фрейдис.
– Фрейдис, а не пойти ли вам в задницу? – беззлобно предложила Мёрфи.
Валькирия посмотрела на нее, затем перевела взгляд на меня, хмуро проворчала «уже иду, мэм» и удалилась. Мы остались наедине – насколько это возможно на
