у матери в комнате, и она выглянула оттуда, прикрываясь дверью.
— А-а-а, это вы! — и сразу юркнула обратно. Там опять что-то загремело и зашуршало, а потом в салон вышел Марк с виноватой физиономией. За ним с таким же выражением выскочила мать, спешно что-то застегивая. Надо же! Вот шустрые! Ну, чтоб на здоровье им было!
— Тут это… — Марк почесал бороду, подбирая слова. Адам весело смотрел на него, приготовившись слушать оправдательную речь. А я просто подошла к маме, обняла ее и увела на кухню, не дожидаясь пока Марк, наконец, составит фразу.
Усадила маму на табурет, села за стол напротив, тряхнула головой заговорщически:
— Ну? Как?
Она вздохнула и вдруг расплылась такой широкой улыбкой, какой я у нее давным-давно не видела:
— Как-как? Хорошо, вот как! Знаешь, сколько времени у меня ничего такого не было? Я уж думала, что забыла, как это делается! Оказалось, помню!
Какое счастье, что у меня такая молодая и такая озорная мама! Лишь бы ей было хорошо, сколько можно жизнь свою на нас гробить?! Должна же быть и у нее своя радость, правда? Какие же мы с Мартой засранки — все только о себе, да о себе. А мамочка наша — ей всего сорок два года. Разве это возраст? Ей еще любить и любить! Вот и славно. За это стоит выпить.
Когда Марта с дочкой вернулись, мы с мамой уже основательно набрались какого-то вина, что нашлось в холодильнике, и ржали над всем вокруг. Нас все смешило: и как шептались Адам с Марком, серьезные такие, ну кто ж такое выдержит? И как прибежал Йоханан, о чем-то с ними переговорил вполголоса и снова выбежал, стукнувшись лбом об косяк — мы с мамой чуть животики не надорвали. Потом включили телевизор, по которому шел какой-то старый фильм и начали под него реветь, до того нам было жалко героев, бедуина и хазарку, влюбленных друг в друга, а им семьи никак не давали соединиться, и все кончилось плохо, все умерли. Потом, от души проревевшись, расстались: я отправилась спать к Марте с Лией, а клевавшую носом маму Марк унес в мою комнату, там они и остались. Вечно у нас все идет не так, как запланировано.
Йоханан, оказывается, все это время занимался организацией пикника, на который Адам пригласил эту малолетку. Собрали всех знакомых, знакомых знакомых и друзей знакомых знакомых. Я позвонила Богдане, пригласила и ее. А что, эта Замира припрется, а Богдана — нет? Фигушки.
Йоханан распределил обязанности между участниками. Кто-то должен был привезти мясо, кто-то — угли и мангал, кто-то — алкоголь. А наша доля — хлеб на всю компанию Решалось это по-хазарски просто: пять здоровенных половецких лавашей. Пышные, теплые, только из печи, чуть не в метр диаметром — ими вполне можно было накормить хоть пятьдесят человек.
Собраться решили в моем любимом парке над Итилем, там многие по вечерам жарили мясо. Тем более, что от реки веяло прохладой и было не так жарко. А после обильных возлияний и не менее обильного питания, можно было доползти до воды и плюхнуться в нее, постепенно приходя в себя.
В общем, день прошел в приятных хлопотах подготовки к пиру. Правда, посреди всеобщих хлопот позвонили жильцы моей квартирки и заявили, что сегодня съезжают. Срок аренды, оказывается, закончился. Как-то незаметно целый год прошел. Теперь надо искать новых жильцов — мы же уезжаем в Иудею, вот не было заботы, все одно к одному! Надо будет потом заехать туда, посмотреть, все ли в порядке. Ну, да все как-то образуется.
А не сдавать — нельзя.
Народ подошел к организации мероприятия очень серьезно. Когда я на своей беленькой машинке привезла Адама с Марком и заказанные лаваши, в парке уже вовсю кипела работа: в длинном мангале пылал огонь, какие-то незнакомые мне женщины накрывали столы, расставляли одноразовую посуду, а мужчины открывали бутылки. А после второй ездки — за мамой, сестрой и племянницей — уже вкусно пахло жареным на углях мясом, отчего сразу засосало под ложечкой. Все-таки у нас, хазар, это национальная пища, мы же бывшие степняки, даром, что давно осели и обленились.
Народ шумел, разбирая шампуры, нахваливая мясо и запивая горячий шашлык холодным вином. Как всегда, все говорили вразнобой и о разном. Я нашла глазами Богдану, та по обыкновению кокетничала с каким-то мужчиной, увидела меня, помахала рукой. Замиру я пока не обнаружила, но почему-то была уверена, что она тоже здесь. Во всяком случае, я бы на ее месте пришла. Из чистого любопытства.
К Адаму подходили люди, выпивали с ним, беседовали, постепенно вокруг него собралась толпа — так всегда бывало, когда он начинал говорить. Я поневоле прислушалась к их беседе.
— Современный мир, — утверждал полный вальяжный дядя, похожий на классического киношного профессора. — Полностью растерял нравственные ориентиры. Если раньше гипотеза о наличии Бога хоть как-то держала людей в узде, то теперь, когда все вокруг если не атеисты, то «агностики», никаких тормозов не осталось.
— Ну как же, — возразил ему кто-то. — Любое общество все равно живет по определенным правилам, даже если нам кажется, что их нет. Вот наш Кузар славится на весь мир веротерпимостью, является столпом и гарантом равноправия трех основных мировых религий. А все они предполагают одну моральную основу — десять заповедей никто не отменял.
— Десять заповедей? — «профессор» иронически посмотрел на собеседника. — Нет больше никаких десяти заповедей. И вообще никаких заповедей нет. Не убий? Криминальную хронику читаете? Хотя бы один день у нас в Кузаре проходит без убийства? Черт побери, какая самая рейтинговая передача была на телевидении за последние лет десять, кто-то помнит? Это мерзкое реалити, где осужденные на смерть должны были выбирать, кого убить нажатием кнопки? Все видели этот ужас? Да не отпирайтесь, конечно, все. Я сам смотрел и не мог оторваться, чего греха таить. Что там у нас еще? Не укради? Воруют все. От карманников до начальства. Чти отца своего и мать свою? А вы когда последний раз разговаривали со своей матерью? Ну, так, чтобы без раздражения, не просто ответить: «Мам, у меня все в порядке, пока!», а именно разговаривали. Спрашивали, как она живет, что чувствует. Вы знаете, какую последнюю книгу читала ваша мать? За кого на выборах голосовал ваш отец?
«Действительно, — подумала я. — Ведь он прав. Я сама только вчера до этого доперла».
— Ну, если все так плохо, — как всегда вкрадчиво начал Адам. — То что, по вашему мнению,
