дыр, лишь привычная ровная кожа.
Обман или галлюцинация?..
Сморгнув с ресниц прозрачные капли, я осмотрелась.
Это определенно была не моя квартира. Уютная и светлая, как святая простота: комната не хвастала большими размерами, но за счет отсутствия излишеств казалась просторной. Окна – от карниза до середины стены, обклеенной темно-персиковыми обоями, напротив них – огромная, почти во всю стену картина маслом, изображающая переливающуюся под светом заходящего солнца реку. Я сидела в глубоком кресле с массивными круглыми подлокотниками; кто-то заботливый подоткнул мне под спину подушки и одну подложил под шею, на плечи накинул шерстяную кофту и шотландскую шаль – на колени. Рядом располагался угловой диван; над ним висел старый ковер; его брат-близнец застилал паркет. Сквозь запертые стеклянные двери не просачивалось ни звука.
Пальцы нервно подрагивали; я запустила их в волосы, и в тот же момент двери распахнулись; на пороге появилась… Оля.
Наверно, мое лицо вытянулось от удивления.
Девушка сочувствующе поджала губы и, порывисто подбежав ко мне, заключила в объятия, обдав ароматами молока и свежей выпечки:
– Мне так жаль, Хель! Я сделала все, что смогла, чтобы залечить твои раны. Как ты себя чувствуешь? Здесь все волновались, ждали, пока ты проснешься. Они были бы рады увидеть тебя, но если слабость не позволяет или просто не хочешь, оставайся тут.
Она нежно погладила меня по голове, поцеловала в щеку и внимательно вгляделась в мои глаза; увиденным она осталась явно недовольна. Только тогда я заметила, что одета она в не по-современному длинную и пышную юбку и грубую рубаху с вышивкой по краям рукавов. Почти как в экранизациях народных сказок.
Вены в области сердца пульсировали, но я выдавила улыбку и заверила:
– Ничего не болит, спасибо. Это вы мне помогли?
– Да. Однако рану нанес Лис, и я не в силах…
– Вы ведь тоже не человек, верно?
Оля грустно улыбнулась:
– Верно.
– Богиня?
– Да. Потом об этом потолкуем, сейчас тебе нужно подкрепиться. Порой я теряла надежду и начинала верить, что ты умрешь, не справившись с обрушившейся силой… Но ты выкарабкалась. Ни Морена, ни Лис, как ни горько это признавать, в тебе не ошиблись. Можешь встать?
Я кивнула и, опершись о подлокотники, приняла вертикальное положение. Голова закружилась, я покачнулась и не упала только благодаря Оле.
Что-то было не так. Едва я коснулась стопами ковра, меня словно гром поразил. По венам потекло что-то ледяное, настолько, что обжигало, вдали раздался бессвязный шепот. Словно кто-то обнял сзади когтистыми снежными лапами и принялся вдыхать в душу зло. Впору было охладеть от страха, но отчего-то я знала, что это не предупреждение, не предостережение и не угроза – все внутри говорило: это приветствие. Тихое и смиренное, как шорох листвы под дуновениями ветерка.
– Что это? – прохрипела я, зажмуриваясь – это должно было отогнать вновь наступившую пелену.
– Сила, – ответила Оля.
– Спасибо, что не проигнорировали, конечно, но я ничего не поняла.
– Неудивительно, ведь тебе ничего не объясняли. Аккуратно, тут порог высокий… Вот так.
Квартира оказалась огромной. Выйдя из комнаты, я оказалась в длинном коридоре, в котором стоял грубо сколоченный шкаф. Коридор заканчивался «перекрестком» с помещениями во всех концах. Одно из них было заперто – из скважины торчал ключ с забавной подвеской в форме тигра; игра синего и золотого на крошечном искусственном тельце.
С его стороны, справа от входа, оказалась кухня. Оля провозгласила:
– А вот и мы!
Кухня по размерам не составляла и половины комнаты, где я очнулась. Посередине – обычный белый стол, под ножки которого просунули тряпки, чтобы он не скользил на голом кафеле, сбоку – шкафчик с посудой, мойка, старинная газовая плита с дымящейся кастрюлей на конфорке, ваза с фруктами и пара пакетов с конфетами. Окна выходили во двор – узкая дорога, по которой изредка пролетали автомобили, да два повернувшихся друг к другу балконами пятиэтажных дома.
На стульях расположились трое – Изенгрин, Гери и Солейль. Первый тут же вскочил, так что уши резанул жуткий скрежет ножек, второй последовал его примеру, а третий равнодушно потушил сигарету.
Изенгрин, за неимением достаточно широкого пространства, перелез через опешившего Солейля и заключил мое лицо в свои ладони.
– Боли нет?
– Н-нет, – пробормотала я.
Он облегченно выдохнул:
– Значит, получилось! Присаживайся, тебе нельзя сейчас напрягаться. Олениха, будь добра, налей ей супа, – повернулся он к Оле. Так она не просто божество, а тоже из Изначальных, что ли?! – Он восполнит твои силы.
Господи Боже, что тут вообще творится?..
– У меня был бред?
– Да. Ты пролежала два дня в беспамятстве, – пояснил Гери, сочувственно осклабившись. – Не ожидал от тебя такой стойкости. Я бы не выдержал.
Изенгрин бережно отодвинул стул и помог мне сесть. Аккурат напротив Солейля, пододвинувшего мне тарелку с хлебом.
Я от души чертыхнулась.
– Что такое? – заволновался Изенгрин.
– Родители, – прошипела сквозь зубы я. – Наверняка по всему городу рыщут.
– Нет, – провела по моим волосам Оля. – Мы обо всем позаботились. К счастью, создать иллюзию – дело нехитрое. Я притворилась, что увожу тебя в больницу. Никто ничего не заподозрил, и сейчас раз в сутки в разуме твоих родителей и брата вырабатываются ложные воспоминания о том, как они посещали тебя в палате.
Я хмыкнула:
– Божественные способности весьма полезны в быту. Но у меня по-прежнему есть вопросы.
– Как всегда, – хмыкнул Солейль, играя зажигалкой. Струйка пламени лизала его пальцы, но он даже не морщился. – Своим умом ни до чего не доходишь.
– Достал уже со своими глупыми придирками!
– Неженка.
Я открыла рот, но Оля прервала, рассмеявшись:
– Теперь понимаю, о чем ты говорил, Волк! Они действительно друг к другу неравнодушны.
– Хватит говорить так, будто меня тут нет! – хором воскликнули мы с Солейлем, и все присутствующие расплылись в многозначительных улыбках.
– Так почему я провалялась здесь два дня? – остановила их веселье я.
Они тут же помрачнели.
Обязанность разъяснить мне все взял на себя Изенгрин:
– В этом вина Лиса, впрочем, как и всегда. Мы создали город давно, очень давно, чтобы наши силы не переходили за его границы и наше противостояние не задевало внешний мир. Как выяснилось, он растерял благородство и забыл, как слабы и хрупки люди. Ему плевать на них… – глаза его налились кровью.
Оля положила руку ему на плечо:
– Волк.
Он тут же сник, устало дотронувшись до ее пальцев.
– Простите, до сих пор не могу смириться с его падением… Я появился там слишком поздно. Морена успела поведать тебе о богах?
– Так это была твоя тень? Волчья?
– Да. Я Волк.
– Я до последнего не подозревала, что
