На грани фантастики - Пётр Гаврилин

ПРОБУЖДЕНИЕ

Маленький, тесный мир трещал и рушился. Ещё не осознавая себя, я куда-то карабкался, перебирая лапками, тщетно силясь расправить крылья за спиной. Кокон ещё стеснял меня, но я уже слышал звуки, исходящие извне, видел яркий, слепящий с непривычки свет, ощущал медвяный запах какого-то цветка.

Прошла пара секунд — и я будто бы взорвался, вспорхнув к небу. В первый раз в жизни расправленные крылья бешено забились, привыкая к новой для себя реальности, как бы учась тому, что и так было заложено во мне моими предками. При этом задние ноги сами собой вытягивались на максимально возможную длину, вызывая сладкую истому, пробегавшую от вертлуга до кончика лапки.

И голод… Я успел изрядно проголодаться, поэтому, не раздумывая, рванул на сладкий запах, который почуял ещё в коконе. Взмах-другой крыльев, и я выскочил из кустарника на поляну, усеянную жёлтыми, красными, фиолетовыми цветами, над которыми порхали мои собратья. Такие же, как я — с ярко-красными полосатыми брюшками и бордовыми с бледно-розовой окаёмкой и белым «глазом» посередине — крыльями, при сидении складывавшимися в равнобедренный треугольник.

Я приземлился на цветок и начал поглощать липкую, сахарную пыльцу. Мне не нужно много пищи, поэтому сытость наступила довольно быстро. И только в этот момент, удовлетворив свои инстинктивные потребности в свободе и пище, я задумался о том, кто я и где я.

Я неплохо помнил себя гусеницей. Да, я был удивительно ленив и прожорлив, прямая противоположность себе нынешнему. Я утомлённо ползал по листьям и ел их, пока в один прекрасный момент не почувствовал, что засыпаю и, возможно, навсегда. Но это было нормально для меня, личинки бабочки. И я знал о том, что это случится. Но всё же некоторое беспокойство не покидало меня.

Причиной этому был сон, который я видел, пока находился в коконе. Во сне у меня не было крыльев, как сейчас, но не было и шести лапок и ложноножек, как до кокона…И тут я отчетливо понял, что в этом сновидении я был че-ло-ве-ком. Я до деталей помнил весь свой сон от рождения до смерти. При этом отчётливое воспоминание о концовке сна, об остановке дыханья и резкой боли в лёгких взбудоражило меня: я вспорхнул, истерично забил крыльями, чем вызвал недолгую, но яркую панику среди моих соплеменников.

Вся поляна вмиг поднялась, создав суетливое облако, ставшее в ярких солнечных лучах кроваво-бордовым. Ко мне подлетел один из моих собратьев, который явно вылупился из кокона на несколько дней раньше меня.

Мы, бабочки, не имеем речевого аппарата и общаемся с помощью тонких вибраций воздуха, создаваемых крыльями.

— Сны? — прошелестел он крыльями.

— Да, — протрепыхал я своими.

— Мы все видим сны, находясь в коконе, — продолжил мой собеседник. — И очень хорошо помним их. Нам снится, что мы люди. Но смирись: ты, как и я, никогда не узнаешь, что означает такой сон: увы, познать его глубинную суть нам не дано. Неведомо — бабочка снится человеку или человек бабочке…

— Постой, друг, — прервал я философский монолог своего нового знакомого. — Нечто похожее на твою последнюю фразу я, кажется, где-то уже слышал.

— Странно, — ответил он. — Эта мысль пришла ко мне в коконе, и я ни разу ещё не выражал её вслух здесь, после своего пробуждения…

ДОЛИНА ЦВЕТОВ

Со стороны центральной площади летел протяжный звон от бронзового била. Последние лет пятнадцать этот звук никого уже не собирал по тревоге. Он лишь означал, что количество горожан сократилось ещё на одного. Люди, не торопясь, выходили из своих домов и медленно сливались в тоненькие ручейки, стекавшиеся к источнику беспокойства. Чья-то смерть — это ведь тоже какая-никакая новость в веренице серых будней, в которых погряз город.

Приглядевшись, можно было заметить, что эти потоки, струящиеся между ещё крепких, но уже довольно старых деревянных домов, состоят исключительно из пожилых людей. Молодых лиц не было совсем, и лишь изредка встречались молодящиеся.

Центральная площадь находится на плоской вершине холма, по пологим склонам которого раскинулся город. Когда Миия наконец добралась сюда, она в стотысячный раз увидела, как он растёкся неровным блином цвета облезлой черепицы. За ним стелился яркий ковёр цветущей куолемы, забрызганный кое-где тёмно-зелёными пятнами деревьев и голубыми — маленьких озёр. Вдалеке виднелись окружавшие долину иссиня-чёрные скалы, размытые в мареве горячего воздуха, и снежные шапки гор над ними.

Миия, тяжело опираясь на клюку и непрестанно здороваясь с окружающими, пробилась сквозь толпу и выбралась к помосту, на котором стоял старик, исступлённо дёргавший за верёвку била. Когда она отдышалась и перед глазами перестали мелькать чёрные точки, то разглядела до боли знакомый длинноватый нос и чуть вздыбленные дуги густых бровей, придававшие лицу чуть удивлённый вид. Это был сумасшедший Рейно, много лет назад ушедший жить в заброшенную сторожевую башню на перевале и с тех пор приходивший в город лишь изредка.

В какой-то момент Рейно, оглядев толпу и сочтя, что все, кто мог, уже пришли, отпустил верёвку. Последний удар ещё долго звенел в ушах, медленно затихая. К Рейно на помост поднялся старейшина Асгейр. После смерти последнего конунга Торста их сменилось уже четверо. Имени нынешнего Миия по старости никак не могла запомнить. Старейшина поднял руку, призывая всех к тишине:

— Что стряслось, Рейно? Зачем ты собрал всех нас?

— Там, за перевалом, — Рейно махнул рукой в сторону садившегося за горы солнца, — встало лагерем большое войско. И они ожидают лишь хорошей погоды, чтобы перейти его.

Ответом этим словам стало тягостное молчание горожан. Наконец старейшина сказал:

— У нас нет молодых воинов, чтобы выдвинуть к перевалу сильную армию и отразить нашествие. Но мы тоже можем взять в руки оружие и умереть, как мужчины!..

— Мужчины?! — старейшину прервал высокий резкий голос. Все обернулись на женщину, которая выглядела самой молодой и холёной из собравшихся. — Да вы рухлядь. По вам давно могила плачет. Надо встретить это войско хлебом и солью. Вот там точно найдутся нормальные мужчины. Не чета вам.

Элина! Её Миия всегда старалась обходить стороной. С тех пор как она встала между нею и Рейно, любая случайная встреча причиняла боль. Странное свойство старости: не помнишь, что было вчера, а давно минувшее стоит перед глазами в мельчайших деталях. Из-за неё, этой Элины, Рейно и сошёл с ума. Ведь она ведьма, хотя и пытается скрывать это! Невозможно выглядеть на тридцать лет моложе своего возраста