вы, взрослые, сами не верите в возвращение пророков. Это же не более чем легенда.
Учитель помрачнел, а тон его стал менее приветливым:
— Молодой человек, есть школьная программа, и вы обязаны её полностью освоить…
— А смысл? — буркнул Лео.
— А смысл в том, что древние языки, языки пророков, являются идеальными. Их изучение структурирует ваше мышление, развивает логику, учит принимать оптимальные решения. Это позволяет обществу растить образованных, всесторонне развитых граждан, которые могут не только поддержать, но и внести значительный вклад в научно-технический прогресс. Вы разве не ходите на уроки истории? Неужели ещё не проходили, что период упадка, начавшийся сразу после ухода пророков, длился больше тысячи лет? И что нынешний расцвет во многом обязан изучению наследия древних?
— Да может, и не было никаких ваших пророков в принципе! — Лео вдруг сам испугался своей смелости. — Кто-то придумал набор значков, чтоб выдать себя за жреца, а мы теперь должны учить эту казуистику. Да ещё наизусть!
— Так! Хватит обсуждений. Записывайте в тетради за мною, — устало сказал Маркус, отвернулся к доске и написал на ней мелом:
for index in range (len (A)):
if B [index] > A [index]:
counter + = 1
ЛИТЕРАТОР
Октябрьское солнце заливало светло-серые камни крепости Хоэнзальцбург, возвышающейся над городом, и отдавалось в ликующем сердце Артёма победным гимном. Музыка, играющая в его душе, будто задавала быстрый ритм шага, которым он поднимался по, казалось бы, бесконечной лестнице.
Ещё полтора месяца назад он видел себя обречённым неудачником, от которого навсегда отвернулась удача. Его роман, в который он вложил весь свой талант, был отвергнут всеми издательствами, куда он пытался обратиться. Его любовь, посоветовав ему повзрослеть, найти работу и «другую такую дуру», собрала свои вещи и уехала к маме. Кошелёк был уже три месяца пуст, и даже верные друзья перестали давать в долг. Но вдруг…
Вдруг пришло электронное письмо от Аркадия Пересвета — человека, которого Артём признавал живым классиком литературы, на которого практически молился и даже хотел быть на него похож.
Аркадий Пересвет в середине девяностых ворвался в мир русской литературы с романом — бестселлером о китайской революции, преисполненном очень меткими аллегориями и параллелями с текущей политической ситуацией в России. Официальное литературно-журналистское сообщество сразу заклеймило его красно-коричневым, что, впрочем, никак не сказалось на продажах романа. А также довольно близко свело его с оппозиционной тусовкой, где он знался и с респектабельными депутатами, носившими на лацканах дорогих пиджаков красные значки времён РСФСР, и с неформалами типа нацболов.
Впрочем, к началу нулевых Пересвет оказался в Австрии, откуда раз в два-три года выплёвывал очередной злободневный роман, который долго потом обсуждался и прекрасно раскупался. Поговаривали, что одной из его книг светила даже экранизация, запрет на финансирование которой наложил «САМ». Наверху вообще внимательно читали произведения Пересвета, поэтому, как он сам сообщил в одном из писем Артёму, ему негласно не рекомендовали приезжать в Россию.
Аркадий Пересвет высоко оценил написанный Артёмом роман и попросил его срочно прилететь в Зальцбург, добавив, что попробует пристроить книгу в одно издательство с хорошей репутацией, «не выпускающего всякий хлам для оболванивания народа». И Артём, несмотря на то что пользы от всей поездки, кроме знакомства с кумиром, не было никакой, выпрыгнул из кожи вон, чтобы она состоялась. Пришлось продать ноутбук и влезть в дополнительные долги, чтобы оплатить поездку. Пришлось уговаривать бывшего начальника, с которым оставались дружеские отношения, оформить липовую справку о работе и доходах, чтобы дали шенген. Да даже получение заграничного паспорта в милиции — разве не маленький подвиг?
Аркадия Пересвета Артём нашёл в одном из уличных кафе на территории крепости, откуда открывался прекрасный вид на играющий в лучах солнца город. Писатель сидел, развалившись на стуле, и потягивал немецкое пиво. Официант только сменил его опустевший бокал на полный и поставил тарелку с рулькой, от которой разносился такой терпкий аромат, что у Артёма засосало под ложечкой. С несколько неприятным ощущением Артём отметил, что писатель уже довольно нетрезв. Его полное лицо было красным. По лысеющему лбу стекали мелкие капельки пота. Глаза подёрнулись пьяной поволокой одновременно отстранённости и брезгливости к миру.
Когда Артём подошёл и представился, Пересвет сменил маску лица на искреннее дружелюбие, широким жестом предложил сесть и тут же стал делать сигналы официанту, чтобы тот подошёл.
— Я не голоден, — сказал Артём.
У него не было ни одного лишнего евроцента. «Надо было купить что-нибудь в магазине недорогое и съесть, — мелькнуло в голове. — Теперь буду истекать слюной».
— Пустяки! За знакомство — это святое дело! Я угощаю! — возразил Пересвет. — Да и просто неприлично, если я буду есть один.
Пересвет сделал заказ по-немецки, даже не спросив Артёма, что он хочет. Вскоре принесли четыре рюмки егермейстера и кружку пива. Пересвет поднял настойку и провозгласил:
— За знакомство!
Алкоголь быстро растёкся теплом по пустому желудку Артёма, сняв скованность, с которой он подошёл к столу.
— Ну что, молодой человек, — начал разговор Пересвет, — как давно вы стали баловаться литературой?
— Стихи писал ещё в школе. В институте рассказы начал писать. Ходил в литературный кружок. Но «Марс» — моя первая большая книга.
— Для первого раза просто восхитительно! — перебил Артёма Пересвет. — Живо! Образно! Такому просто нельзя научиться! Хотя я и не очень люблю фантастику, читал, не отрываясь. Очень благодарен, что вы прислали мне рукопись… Впрочем, предлагаю перейти на «ты». Мы ж фактически коллеги. И пожалуйста, не называй меня по отчеству. Жуть как этого не люблю. Просто Аркадий.
— Спасибо, Аркадий! — Артёму очень льстила хвала мэтра. — Я на эту книгу поставил всё. Потерял работу, девушку, друзей. А после получения отказов от нескольких издательств был практически в отчаянии. Ваше… Твоё письмо воскресило меня.
— Что издатель понимает в литературе? Он думает только о бабках. Он не видит искусства — только товар, которой либо можно, либо нельзя продать. Но, я думаю, в этой беде смогу тебе помочь. Но рано о деле! Между первой и второй перерыва нет совсем!
Они снова выпили. Принесли аппетитную мясную нарезку и свежие овощи. Артём с не совсем приличной жадностью набросился на еду.
— Эй, парень! Не торопись! Сейчас ещё рульку принесут!.. Так о чём это я? Издатель думает, как заработать на писателе. А писатель думает об искусстве, ибо времена, когда писательство могло прокормить, безвозвратно прошли. Я и сам большую часть времени подрабатываю редактурой в местных русскоязычных журналах, да ещё если что по фрилансу перепадёт. Но что я всё о себе? Расскажи, как писалась эта книга. Я и
