крыльцо как раз вышла дама с таксой на поводке, и он крикнул:
— Мисс, придержите дверь, если можно! Огромное вам спасибо…
Мельком взглянул на список жильцов. Нужная фамилия — в середине, второй этаж… Лестница — широкая, с отполированными перилами… Горшки с цветами на подоконниках… Лампы в коридоре светят уютно, мягко…
Он постучал и, не дождавшись ответа, положил ладонь на дверную ручку.
Дверь приоткрылась.
Стэн вытащил свой восьмизарядный «сверчок» и шагнул в квартиру.
Хозяина он обнаружил в гостиной.
Мистер Ингвардсен сидел в кресле — и, вопреки опасениям, был не мёртв. По крайней мере, дышал. Но пребывал при этом в некоем подобии транса — застывший взгляд, приоткрытый рот, меловая бледность.
Стэн окликнул его, потряс за плечо.
Хозяин дёрнулся, судорожно вздохнул и вытаращился на гостя:
— Вы кто? Как вы сюда попали?
— Стэн Логвин, мы только что говорили по телефону. У вас открыта входная дверь. Почему, кстати?
— Дверь? А, ну да… Выходил на лестницу, сидел на ступеньках… Но всё без разницы — хоть в квартире, хоть там… И спрячьте ваш пистолет, он вам не поможет…
— Я думал, вам угрожает опасность. Что тут случилось?
— Вы не поверите, сколько раз я задавался этим вопросом… Поймите, мистер, я ведь не псих и даже не алкоголик… Но из-за этой треклятой выставки всё идёт кувырком… И вот зачем я, спрашивается, остановился тогда? Надо было пройти мимо, послать подальше того юнца вместе с его картиной…
— Позвольте, я угадаю. Юнец — это Эрик Белл?
— Он самый, пёс его задери…
Хозяин обречённо махнул рукой и умолк. Стэн, оглядевшись, заметил в углу на столике коньячный графин.
— По-моему, мистер Ингвардсен, вам не помешало бы выпить.
— Не поможет, я пробовал… А впрочем, давайте, почему бы и нет…
— Я налью, если вы не против.
Стэн плеснул в бокал янтарную жидкость. Хозяин сделал пару глотков, но, кажется, даже не почувствовал вкуса. Так и сидел, уставившись в стену перед собой.
— Расскажите всё по порядку, — попросил Стэн. — Вы, насколько я понял, занимались отбором картин для выставки?
— Да… Крайний срок был — неделя перед открытием… К этому времени мы сформировали список участников. Морока та ещё, говоря откровенно. У нас ведь каждый халтурщик мнит себя непризнанным гением… Некоторые, услышав отказ, чуть ли не в лицо мне плевали… Нет, я всё понимаю, мы ищем новое, нестандартное — но рисовать ведь надо уметь! Хотя бы самую малость! А эти бездари… В общем, предварительный отсев наконец-то кончился. На следующий день я приехал в галерею с утра. Надо было решить ещё кучу организационных вопросов, распределить картины по залам… Ну и мистер Юхнер должен был лично оценить всё отобранное…
Ингвардсен опять замолчал, и Стэн подбодрил его:
— Продолжайте, пожалуйста.
— Я припарковался у служебного входа, как всегда. И увидел, что на крыльце меня дожидается этот парень. Картина была при нём. Не очень большая — три на два фута. Он начал объяснять, что, дескать, не успел уложиться в срок, но очень хочет участвовать. Просил сделать для него исключение…
— И как вы на это отреагировали?
— Посочувствовал ему. Разрешил показать картину.
— Ага… — Стэн почувствовал неожиданное волнение. — Ну, и что на ней было?
Ингвардсен угрюмо вздохнул. Молча отхлебнул из бокала.
— И всё-таки, — сказал Стэн, — что было на холсте?
— Я не помню.
— Не помните? В каком смысле?
— В буквальном! Начисто забыл, понимаете? В памяти только и осталось, как он повернул картину лицевой стороной ко мне… А дальше — будто туман перед глазами… Или не туман даже, а такой, знаете, клубящийся свет… В себя я пришёл уже в своём кабинете — сидел за столом, обхватив голову руками… Сердце колотилось, как бешеное… Ещё минут десять пришлось сидеть, чтобы успокоиться. Потом кое-как поднялся, пошёл работать…
— А Эрик? С ним что?
— Не знаю! Сколько раз я должен повторять? На всякий случай я выглянул на улицу снова, но его уже не было. И в здание он, похоже, не заходил — никто их моих коллег с ним не пересекался.
— А картина?
— Он её забрал, очевидно.
— То есть на выставке её нет? Вы в этом абсолютно уверены?
Хозяин дома взглянул на гостя как на полного идиота. Стэн терпеливо сказал:
— Да-да, вы только что объяснили, что не помните нарисованное. А Эрик так и не записался на выставку. Но я сейчас не об этом. Возможен ведь и другой вариант, рассуждая теоретически. Кто-то присвоил картину Эрика, выдав за свою. И теперь получает чужую славу. Поэтому я и спрашиваю — может, какая-нибудь из выставленных картин вызывает сомнения? С точки зрения авторства, я имею в виду.
— Полная ерунда. Все представленные картины прошли отбор. Это-то я помню отлично. И точно знаю их авторов. Любой обман исключён, для нас это вопрос чести.
— Что ж, спасибо за пояснение…
Стэн прошёлся по комнате, размышляя. Версию с подменой картины он и сам считал малоправдоподобной. Но и история с внезапной потерей памяти тоже не внушала доверия. Наоборот — теперь к Ингвардсену стало ещё больше вопросов.
— Ну хорошо, — сказал Стэн. — Допустим, с Эриком всё было именно так, как вы рассказали. Но это было две недели назад. А сейчас с вами что творится? На вас лица нет.
— Вы надоедливы совершенно до неприличия… Но лучше уж вы, чем… Как, вы сказали, ваше имя?
— Стэн Логвин.
— Это ваш стиль — прийти с пистолетом, чтобы поговорить о живописи? Впрочем, не отвечайте, мне всё равно… Так вот, мистер Логвин, тот инцидент с картиной не прошёл для меня бесследно. Он смутил меня, выбил из колеи… Хотя поначалу это было не так заметно. Я продолжал работать, выставка успешно открылась… Но постепенно я замечал, что смотрю на всю эту затею уже другими глазами…
— Поясните, будьте любезны.
— Это не так-то просто на самом деле… Сам уже не впервые пытаюсь сформулировать для себя… Раньше всё было ясно — я отбираю качественные картины для галереи, отсеиваю бездарности. Честно выполняю свою работу и получаю за это деньги. И нет, мой интерес не был исключительно меркантильным — я действительно ценю живопись, но… После того злополучного эпизода появилось что-то ещё…
Снова повисла пауза. Ингвардсен, допив
