– Страшно, наверно, одной? – заметил Константин. – Если хочешь, я могу переехать к тебе, пока отца нет. Все-таки спокойнее будет, когда знаешь, что в доме живой человек.
Огнеса ответила недовольно:
– Можете не беспокоиться, я галлюцинациями не страдаю, бессонницей тоже, и одна себя чувствую превосходно.
– Огнесочка, не сердись. Не забывай, что отец наказал мне оберегать тебя. А как я могу оберегать, если ты здесь, а я за пять километров.
Говорил он всегда как-то чересчур мягко, вкрадчиво, как будто стараясь убедить собеседника в том, что он очень хороший человек. Однако люди, разговаривающие подобным тоном, когда в их руки попадает власть, часто превращаются в деспотичных повелителей.
– Огнесочка! Ты прекрасно выглядишь! – сделал он комплимент девушке, сидевшей напротив в мягком кресле. – С тебя можно писать картину.
Задумчивое, серьезное лицо её, бледное, с нежным овалом, действительно казалось прекрасным. Тёмно-синие глаза под тенью густых ресниц мерцали отрешенно, и видно было, что ей стоит усилий, чтобы слушать гостя, а не погружаться в свои мысли. Ей так и казалось, что за лестью и похвалой он скрывает что-то гнусное. Она не верила ему, когда он приходил к отцу, и ещё больше не верила ему сейчас, когда он приходил в отсутствие отца.
– Свои достоинства и недостатки я превосходно знаю, можете не комментировать известные истины, – ответила она недовольно.
– Огнесочка, ты не в настроении сегодня? – вкрадчиво спросил он.
– Да. Мне бы хотелось побыть одной.
Константин наклонился вперед, как будто для того, чтобы она могла его лучше слышать, и предложил:
– Пойдем, прогуляемся. Ничто так не развлекает, как смена пейзажа.
– Мне некогда.
Она встала, подошла к книжному шкафу и достала книгу. Константин, подойдя сзади, взял книгу из её рук и посмотрел на обложку.
– Химия. Тебе не надоело химичить? Всё какие-то опыты, опыты. А что толку? Что ты изобрела? Повторяешь открытое другими.
– Да, – невозмутимо ответила Огнеса. – Повторяю. Что тут плохого? Сначала осмыслю известное, потом, может быть, и сама чего-нибудь добьюсь.
Он поставил химию на прежнее место и, заглянув девушке в глаза, умоляюще произнес:
– Ну, а чашечкой горячего кофе не угостишь?
Огнеса бросила на него взгляд, ясно говорящий, что гость ей надоел, нарочито тяжело вздохнула, но отправилась на кухню.
Как только она скрылась за дверью, гость достал из книжного шкафа коричневую папку и стал лихорадочно листать. Найдя нужный материал, он вытащил из неё несколько листков и, свернув, засунул в нагрудный карман пиджака. Когда вернулась хозяйка с чашкой кофе, он сидел мирно на диване и листал какую-то книгу.
– Спасибо! Какой ароматный. А из милых ручек – вдвойне слаще. – Маленькими глотками, смакуя, он опустошил чашку и поблагодарил: – Получил истинное удовольствие. Хозяйка обогрела, приласкала, – пошутил он. – Теперь можно отправляться в дорогу. Но бывать у тебя я должен как можно чаще. Твой отец возложил на меня обязанности опекуна, и я с честью их выполню.
Девушка проводила его до дверей, и они расстались.
Аспирант, весело напевая, прошёл к калитке.
Андрей, ведший наблюдение за домом и прятавшийся в кустах, последовал за ним. Как ни странно, но, несмотря на поздний час, Константин отправился не к себе домой, а в гостиницу на улице Рубина. Здесь он скрылся в номере под цифрой пятнадцать, занимаемом, как выяснилось позднее, иностранным туристом Рудольфом Стэлпсоном. Номер находился на первом этаже.
Андрей ограничился только тем, что определил расположение окон на фасаде. Рассмотреть, что происходило внутри, не удалось: плотные шторы преданно охраняли тайны своих жильцов.
К гостинице изобретатель вернулся спустя несколько дней, занявшись срочным восстановлением считывающего аппарата. Дорог был каждый час, поэтому к наблюдениям за аспирантом он привлек и Георгия. Пока Андрей мастерил, друг следил, что творится в доме профессора, и когда в окнах гас свет и Огнеса ложилась спать, возвращался к изобретателю и отчитывался о том, что видел.
Подстегиваемый необходимостью, Андрей работал с особым подъемом, работал днем и ночью, забыв о сне и еде. Его мозг с необычайной быстротой и лёгкостью решал сложнейшие задачи, находил ответы на труднейшие вопросы.
Никогда он не трудился так плодотворно и результативно. Было ли этому причиной желание разгадать тайну огненной девушки или желание уличить подлость и освободить мир от зла, трудно сказать. Пока на этот простой вопрос не смог бы ответить и сам изобретатель. В настоящий момент он руководствовался лишь одним желанием – поскорее закончить изобретение. Работа двигалась успешно и, спустя несколько дней, подошла к финишу.
Георгий, пришедший к нему с отчётом о своих наблюдениях, стал свидетелем очередного усовершенствования аппарата.
– Аспирант продолжает что-то искать, – сообщил он изобретателю. – Сегодня обследовал очередную книжную полку. Огнеса ему все время мешает своим присутствием. Не пойму, что он ищет.
– Скоро узнаем.
На следующее утро, захватив аппарат, Андрей направился к гостинице и, войдя в фойе, спросил у дежурной:
– Скажите – Рудольф Стэлпсон из пятнадцатого номера у себя?
– Да. Обычно он спит до девяти утра. Пришли бы на полчаса позже – не застали. Пока он проснётся, можете подождать его в холле.
– Нет, благодарю. Я дождусь его на свежем воздухе. У вас душно.
Иностранца он узнал сразу по шляпе с загнутыми полями на манер ковбойских, джинсам с наклейками, толстой сигарой в зубах и мощному, слегка выдвинутому вперед подбородку. Стэлпсон вышел один. К дверям гостиницы подкатило такси, и он куда-то уехал, а Андрей, оглядевшись вокруг, осторожно прокрался к окну и, спрятавшись за ветки кустарника, приставил аппарат к стеклу. Комната наполнилась людьми. Посреди за столом с сигарой в зубах сидел Стэлпсон, рядом двое неизвестных подозрительных типов. Перед ними стоял аспирант.
Вскоре двое ушли, а Константин, вытащив из кармана пиджака украденные из дома профессора листки, с подобострастной физиономией протянул их иностранцу. Тот внимательно просмотрел написанное, удовлетворенно кивнул и, достав из нагрудного кармана пачку денег, не считая, протянул посетителю. Лицо аспиранта расплылось в благодарной улыбке. Он засунул пачку в карман и, распрощавшись, удалился.
Материальное поощрение, по всей вероятности подействовало на него вдохновляюще, потому что, если до этого он приходил к дочери профессора два раза в неделю, то теперь стал наведываться каждый вечер. Придумывая всякие предлоги, чтобы выпроводить девушку из комнаты (чаще всего напрашиваясь на ужин), после её ухода он принимался усердно рыться на полках, где у Льва Борисовича Тальвина лежали папки с бумагами и его собственными трудами. Наконец, поиски увенчались успехом, в его руки попала синяя папка, внутри которой он обнаружил общую тетрадь. Пробежав глазами несколько строк, аспирант возликовал и поспешно засунул находку под ремень брюк. Надетый сверху пиджак прикрыл украденное.
