„Ну, это уж совсем ни в какие ворота не лезет, совершенное кино или скверный детектив в мягкой обложке, — подумал особист, пытаясь в интимной полутьме разглядеть выражение лица своего визави. — И любимую закуску приносят, и яичницу, как мне нравится… да и водка очень кстати, создает, что называется, атмосферу доверительной, внеслужебной обстановки…“ Вновь всколыхнувшаяся после временного затишья профессиональная паранойя не помешала, однако, капитану контрразведки с удовольствием выпить, закусить отменно приготовленным языком, отведать яичницы, запивая её вкусным соком. Все это время комиссар Тарон скромно помалкивал, периодически поднося к губам бокал с коньяком, но внимательный по долгу службы и от природы Хольм приметил, что жидкость в бокале практически не уменьшается, полицейский скорее смачивал губы, чем употреблял благородный напиток.
— Папиросы вам предлагать не буду, — сказал комиссар, когда гость закончил с едой, а расторопная, фривольно одетая барменша споро и ловко прибрала стол. — У каждого свой вкус, как говорится…
„Похоже, так дают понять, что знают обо мне все, но не собираются этим знанием злоупотреблять“, — решил капитан, доставая из кармана все той же просторной кожаной куртки пачку папирос и прикуривая от своеверменно поднесенной барменшей спички.
— Хотите, я вас многословно и восторженно поблагодарю, а вы будете отнекиваться с довольным видом и говорить, что встретить, устроить, накормить и напоить гостя — ваш скромный долг, да еще пообещаете вечерний сеанс с рестораном, баней и девочками?.. — поинтересовался особист, стряхивая пепел в небольшой хрустальный прямоугольник, играющий многочисленными гранями в лучах света над барной стойкой.
Полицейский добродушно засмеялся в ответ, самостоятельно прикуривая свою папироску и ловким движением забрасывая сгоревшую спичку в пепельницу.
— В провинции бани и девочки при них не популярны, для этого лучше съездить в другой город, побольше нашего, здесь все слишком хорошо друг друга знают, — пояснил комиссар свою реакцию. — Впрочем, на приезжих, отдыхающих и командировочных, это правило не распространяется, хотя ничего подобного я вам предлагать не собирался, слишком уж смахивает в ваших глазах на попытку взятки при исполнении, да и что такого нового для себя вы увидите в наших ресторанах и банях?
— Ну, что же, будем считать — комплиментами мы обменялись, — усмехнулся Хольм. — Теперь, наверное, следует перейти к делами, которые привели меня в ваш город…
— Да уж, было бы не вредно, а то меня с момента вашего утреннего появления в управлении терзают смутные сомнения и догадки, — мягко кивнул полицейский. — В такой глуши и тиши, как у нас — что может возникнуть угрожающего государственной безопасности, когда и обыкновенных уголовных преступлений раз-два и обчелся? Последнее убийство, да и то на бытовой почве, из ревности, было три года назад…
— Ну, не стоит так прибедняться, выставляя себя совсем уж глухой провинцией, — издалека, будто разгоняясь, начал подходить к делу капитан. — Конечно, до столичного разгула преступности вам далеко, да и слава богам, но вот много интересных людей, достигших определенных вершин в науках, в искусстве, в обществе, родилось в вашем городе.
— Вы знаете, — моментально собравшись, будто и он только что сибаритствовал с бокалом коньяка в руке, осторожно отреагировал Тарон. — Вы знаете, мне на ум — вот так сразу — приходит только одна-единственная местная знаменитость планетарного, так сказать, масштаба. Наш известный биохимик, генетик, евгеник и знаток других близких научных дисциплин, лауреат полдюжины всяких международных премий, даже Крупповской, между прочим, профессор множества университетов, академик Пильман.
Рихард Хольм глубоко, с явным удовольствием, затянулся дымком папиросы, неторопливо выпустил изо рта пару кое-как сформировавшихся колец, старательно держа паузу, притушил в пепельнице окурок и лишь после этого склонил в легком кивке голову.
— Вот видите, вы сами без особых затруднений определили цель нашего интереса.
— Позвольте, — нарочито изображая на лице недоумении, поинтересовался полицейский. — Позвольте, но академик Пильман бывает в Энске раз в два-три года, да и приезжает сюда лишь на очень короткое время, чаще всго — отпраздновать свой день рождения…
— Так оно и было, — согласился с комиссаром контрразведчик. — Правда, последнее время визиты академика в родной дом участились, к примеру, в прошлом году он побывал в городе дважды, а в позапрошлом — аж трижды, ну, а этот год только-только начинается.
— Вы хотите сказать, что частые визиты известного ученого в родного город начали в чем-то угрожать государственной безопасности? — с наивным выражением лица поинтересовался полицейский.
— Три года назад, впервые за все время с момента своего отъезда из Энска, академик Пильман приехал на малую родину во внеурочное время, — начал свое подробное пояснение капитан Хольм. — Это было в самом начале осени, в бархатный сезон, казалось бы, что тут странного, если выдающийся ученый вдруг решил отдохнуть от трудов праведных, тем более, по сравнению с простыми туристами и отдыхающими из высших, так сказать, слоев общества ему совсем не надо морочиться с заказом гостиницы, фамильный особняк Пильманов всегда готов принять его…
Но после своего визита сюда, той же осенью, академик, никогда не занимавшийся врачебной практикой, внезапно излечивает своего старшего коллегу от… рака легких, зловещие метастазы — приговор больного — рассасываются буквально в течение пары месяцев. Казалось бы, никакой связи не наблюдается, если исключить показания старшей дочери больного, в частной беседе рассказавшей, что именно Пильман привез откуда-то таинственные ампулы безо всякой маркировки, и именно после инъекций содержимого этих ампул обреченный коллега академика поднялся на ноги… мало того, буквально помолодел, сбросил едва ли не десяток лет, активно приступил к работе, вновь начал интересоваться женщинами, чего за ним не наблюдалось уже лет двадцать…»
Сделав паузу на прикуривание очередной папиросы, контрразведчик махнул рукой призывая симпатичную барменшу.
— Милочка, — попросил он, стараясь не смотреть на обнаженные стройные ножки девушки. — Сделай нам с господином Тароном по бокалу коньяка… вы не возражаете, комиссар?
Последние слова относились к полицейскому, который оказался вовсе не против выпить еще немного ароматного напитка, тем более, оплачиваемого Департаментом Безопасности — все-таки провинциальная скаредность нет-нет, но давала о себе знать в поведении Феликса Тарона.
