– Ну, погнали, – выдохнул Ван Ален, снимая ставню с одной из бойниц, и в лицо ему устремился морозный поток. – Эй, а метель стихает, – отметил он с напускным весельем, перейдя ко второму проему. – Ветер все тот же, а снега поубавилось; видно хреново, но все ж лучше, чем вчерашней ночью. Любопытно, чьи именно молитвы помогли?
– Не отвлекаться, – скомандовал Курт, когда при очередном, особенно оглушительном ударе присутствующие обернулись в сторону кухни, напрягшись и побледнев. – Вторую дверь исключаем из внимания – сквозь нее не пробиться. По крайней мере, в ближайшие несколько часов.
– Думаю, и они это поймут, – согласился фон Зайденберг. – Сделают несколько попыток, осознают, что внутри теперь укрепление, и перенесут все внимание на главный вход.
– А вот и они, – с мрачным удовлетворением отметил охотник, отступив в сторону от бойницы, и, всмотревшись в темноту, окликнул: – Молот Ведьм! Думаю, тебе стоит на это посмотреть.
– Что там? – опасливо уточнил трактирщик; Курт отмахнулся, молча повелев не лезть, и взбежал по лестнице к бойницам, так же прижавшись к стене и выглянув наружу.
Метель и вправду стихала; вихрь по-прежнему носился вокруг, взвивая снежинки круговоротами, но сама буря утратила значительную часть своей силы, да и снег не валил такой непроницаемой стеной, как прежде – просто ветер подхватывал сухую морозную крупу с вершин сугробов, вздымая ее в стылый воздух. Две бойницы бросали в ночь узкие светлые пятна, не озаряя подступов, и видно было немногим лучше, чем прежде; идея вывесить наружу фонарь, высказанная фон Зайденбергом, была отринута как бессмысленная – нападающие разнесли бы его на куски первым делом, и высота, если судить по произошедшему с Вольфом, не имела бы значения. Мрак по-прежнему окружал трактир со всех сторон, однако сегодня Курт сумел распознать в отдалении те самые темные силуэты, похожие на отощалых за зиму хозяев леса.
– Предположи, что это за штука, – предложил Ван Ален; он молча передернул плечами.
Оборотни не приближались вплотную к двери – мялись в стороне, перерыкиваясь, перетаптываясь, словно пытаясь выстроиться в какое-то задуманное подобие порядка, и кроме четко видимого колоссального бревна в лапах двоих, во тьме различалось нечто прямоугольное, похожее на погубленную столешницу у задней двери трактира.
– Больше всего, – ответил Курт, когда огромные тела сдвинулись, наконец, чуть ближе, – это напоминает створу ворот конюшни. И не испытаю ни малейшего удивления, если это она и окажется.
– Что там такое? – снова окликнул снизу трактирщик, и он пояснил, не оборачиваясь:
– Не только мы подготовились: на сей раз они соорудили таран по всем правилам, с щитом, закрывающим от ударов сверху.
– Римская, мать ее, черепаха в исполнении вервольфов, – покривился Ван Ален. – Жаль, видимость такая паршивая – подобное зрелище, думаю, еще раз повидать не случится… А папаша, заметь, снова сидит в сторонке и не высовывается.
– Это логично. От него тут толку мало. Хочу обратить внимание на другое: стая, судя по всему, подчиняется ему беспрекословно, если уж после вчерашнего они согласились снова лезть под огонь. Любопытно узнать, какие причины имеет под собою такое послушание. Важен ли и им будущий преемник так же, как ему, а стало быть – нужен ли таким существам вожак вообще и дает ли какие-то преимущества? Или сие явление нетипичное, и лишь наш приятель сумел взять своих сородичей в такие ежовые рукавицы…
– Сдается мне, если тебя изловит свирепый малефик-людоед и начнет подрумянивать на сковороде, ты станешь интересоваться у него, по какой причине он избрал именно тот, а не иной рецепт, – буркнул охотник и, умолкнув, замер, вслушиваясь.
– Оставили заднюю дверь в покое, – сообщил Бруно, явившийся из недр коридора второго этажа; тот удовлетворенно кивнул:
– Отлично. Стало быть, теперь вся эта братия соберется здесь.
– Но не могут же они не понимать, что мы готовим им отпор? – с опаской поинтересовался Альфред Велле. – Неужто станут подставляться снова? Положим, те твари невеликого ума, но вожак?
– А кто сказал, что он гений? – передернул плечами Ван Ален, наблюдая за тем, как из темноты выдвигается вторая группа – та, что отступилась от двери черного хода. – Может, нам повезло, и он идиот.
– Он не знает, что теперь мы лучше вооружены. А кроме того, у него нет выбора. Точнее – есть, – сам себя поправил Курт. – Плюнуть на все, развернуться и уйти, но этот вариант он, судя по всему, не рассматривает; что меня, правду сказать, особенно не удивляет. Вижу лишь зримое подтверждение услышанного мною: за свое потомство ликантропы готовы на все.
– Кстати, о потомстве, – заметил Карл Штефан многозначительно. – Зверь, быть может, с нами говорить сейчас и не в состоянии, но понимать-то он понимает, что творится вокруг него? Пригрозить ему, что пустим его обожаемого наследника под нож… Без обид, парень, – оговорился он, обратившись к хмурому Хагнеру. – Не восприми как личное.
– Какие обиды, – согласился тот сухо.
– И чего ты собрался потребовать? – уточнил Курт. – Чтобы он, в самом деле, ушел? Чтобы отозвал стаю? Чтобы дал нам уйти? Ты всерьез полагаешь, что он исполнит хоть одно из твоих требований?
– Нет, но…
– Тогда умолкни и не лезь с пустыми идеями.
– Почему ты не стреляешь сейчас? – нервно теребя подол платья, спросила Мария Дишер. – Ведь ты их видишь, и недалеко, почему не стреляешь в них?
– Слишком сильный ветер, – отозвался Ван Ален с неудовольствием. – А лук дерьмо. Не дотянет… Видел? – уточнил охотник, понизив голос, и Курт молча кивнул.
Уже привыкшие к темноте глаза уловили другой силуэт, на миг возникший из чуть утихшей метели подле высоких теней; очередной порыв ветра заглушил звуки, однако и без того было ясно, что происходит.
– Принял доклад, – констатировал Курт. – Похоже, они и в самом деле способны как-то изъясняться…
– Начали, – оборвал охотник, и он умолк, видя уже и сам, как тронулась вперед первая группа осаждающих.
– Бруно, – позвал Курт, не оборачиваясь. – К делу.
Они двигались нескладно и неслаженно, утопая по колено в снегу, и невиданные звери с бревном в лапах, коих прикрывали их сородичи, несущие над головами деревянный щит, смотрелись бы потешно в иных обстоятельствах. Вторая группа, что прежде пыталась одолеть запасную дверь, мялась в стороне, и за их спинами порою можно было увидеть выступающую на мгновение из темноты тушу исполинского древнего волка.
Помощник, поднявшись на галерею, осторожно поставил на пол подле бойниц два горшка с маслом, приняв от сосредоточенного насупленного торговца еще два и установив рядом. Карл Штефан, уже бледный от испуга, как смерть, переминался в двух шагах позади, держа наготове сооруженные днем короткие факелы и избегая смотреть наружу, и когда Бруно забрал их, кивком головы велев обоим убираться, исполнил указание с видимым облегчением.
