— Заткнись, — буркнул он и пошел к столу. Черт! Он уже был в двух шагах от меня, и я его упустил! Вот незадача!
Спавший у стены Монти поднял голову и зевнул. Я раздраженно посмотрел на него — тоже мне, собака! Феба бы уже давно… Уже бы давно…
— Уиттингтон? — тихо произнес я. — Сказать тебе кое-что?
Он стоял позади стола, слегка покачиваясь. Немного подумав, он обошел стол вокруг и остановился прямо перед ним, опираясь о него задом.
— И что ты мне можешь сказать?
Я поднял левую руку и со всей силы поскреб затылок. Уиттингтон напряг взгляд. Продолжая отчаянно почесываться, я подтянул к себе правую руку и пошевелил пальцами.
— Ха-ха-ха! — крикнул я. — Посмотри на экран, сукин сын! Смотри! Смотри, это твой конец! СМОТРИ! ДАВАЙ! МОНТИ!!!
Уиттингтон поворачивался к экранам, когда Монти наконец прыгнул. Схватив Стивена за запястье, он громко зарычал и повалил его на землю. Любимый мой песик. Уиттингтон завизжал и завертелся, но мне было до него не достать. Я свалился на пол, пытаясь дотянуться до собственной ступни, крича что-то Монти и извиваясь как червяк; наконец удалось добраться до ремешка на щиколотке и сорвать его. Мгновение спустя я был свободен и кинулся на возившихся на земле Уиттингтона, рычавшего от боли, и Монти, тоже рычавшего, но от ярости. Я ударил Стивена в висок, и, похоже, чересчур сильно. Одно рычание прекратилось сразу же, второе — через несколько секунд. Монти, похоже, не слишком было по вкусу драться с людьми. Схватив лежавшую на полу бутылку, я сделал большой глоток, потом сел, опираясь спиной о стол, и погладил зевающего Монти. Что за пес! Прекрасный, энергичный, просто атомный далматинец. Но, похоже, подобная активность его уже утомила, он дважды покрутился на месте и улегся на пол. Я глотнул еще, закурил. Из кармана Уиттингтона я вытащил маленький, но приятно лежавший в руке «пикадор». Восемь патронов, хорошо. Защититься в случае чего сумею. Я докурил сигарету до половины и встал.
Я посмотрел на экран. Да, помощь была недалеко, но им еще нужно было до меня добраться. Подойдя к двери, я осторожно выглянул в коридор, потом подошел к столу и снял трубку телефона. О чудо — никакой блокировки, никаких кодов, вообще ничего. Разве что телефон сам сообщал кому следовало о чем следовало.
Когда ответил Саркисян, я спросил, нет ли его сейчас среди людей в долине. В ответ на это одна из фигур радостно замахала руками. Потом к ней присоединились другие.
— Где-то перед вами есть вход в шахту. Штурмуйте сами, я с эти комплексом не знаком, — сказал я. — Но будьте осторожны, тут могут быть ловушки, и еще — двое толстых вонючих карликов. Они, возможно, опасны и уж точно отвратительны… Опасны в том смысле, что могут серьезно воздействовать на психику. Будьте крайне осторожны.
— А ты как?
— Живой. В самом деле. И рад этому. — Я схватил бутылку «Голубого Кристалла», но тут же снова ее поставил. — Поспешите, но, еще раз, будьте осторожны. Я вас подожду.
— Ничего не предпринимай, Оуэн, прошу тебя. Мы…
— Хорошо. Буду сидеть и ждать. Я же сказал.
Обшарив стол, я нашел несколько бутылок, в том числе две полные. Граппа?! «Грацие, Деи», или как там будет по-макароньему. Я открутил пробку с такой силой, что закрыть ее обратно мне бы уже не удалось, и глотнул. Потом еще.
Как я и сказал Саркисяну — я был жив. Так просто, и так радостно. Достаточно хоть ненадолго ощутить себя мертвецом, чтобы начать по-настоящему ценить противоположное состояние. Я сделал еще глоточек и, отложив бутылку, связал лежавшего без сознания Уиттингтона, после чего на цыпочках пошел к двери, мысленно повторяя, что нужно найти какое-то другое место, где можно было бы переждать, что в любой момент сюда могут приехать жуткие уродцы и начать мне квасить мозги. Коридор-штольня был пуст и ярко освещен. Я отступил назад. Слишком светло, слишком легко. Слишком опасно. Лучше посижу спокойно тут. Буду следить на экранах за ходом штурма… Я посмотрел назад, на экраны. Я их видел. Другие тоже могли видеть. Спокойно.
Человечеству я не помогу, если дам себя здесь прикончить.
У меня жена и ребенок.
И пес. Я тихонько причмокнул. Монти поднял ухо, потом бровь и посмотрел на меня.
— Иди сюда, — попросил я. — Ты мне нужен.
Он встал и, отряхнувшись, подошел.
— Ты ведь видел этих вонючих жирных слизняков? Монти, прошу тебя. Ты уже два раза себя показал, еще немного, а?
Он лизнул меня в щеку, едва не содрав мне верхнее веко. Я поцеловал его в нос.
— Ну так слушай: мы уходим отсюда и идем к выходу. Но осторожно, не разделяемся, ни на кого не нападаем… Просто идем навстречу Саркисяну и Нику. Ладно? И не лаем.
Я подумал, чего еще мы не будем делать.
Ладно. Не будем больше болтать, думать и ждать.
Мы вышли в коридор. Откуда мы пришли? Кажется, справа. Насколько я помнил — там ничего не было. Значит, надо идти направо.
Но я пошел налево. Сам я ступал бесшумно, Монти постукивал когтями, но времени на «пе-дог-кюр», как это называл Фил, сейчас не было. Пистолетик не слишком подходил к моей руке, и приходилось все время поправлять его в ладони, пытаясь подогнать его к ней, словно бейсбольную перчатку. Господи, если бы со мной был «элефант»! Совершенно по-другому себя чувствуешь, когда знаешь, что одни осколки от стены могут неплохо разукрасить морды этих маленьких уродцев. Шагов через двадцать штольня плавно свернула направо, я прижался к стене и, удвоив бдительность, осторожно пошел по твердому каменному полу. Становилось светлее, словно лампы были расположены чаще, собственно, так оно и оказалось, к тому же это были более мощные, хотя и достаточно старые, лампы накаливания. Потом послышался какой-то звук, что-то вроде музыки — негромкая мелодия разносилась под сводами коридора. Я посмотрел на Монти — он тащился за мной с мрачным выражением на морде: «Я так и знал, теперь тебе всё время будет чего-то хотеться. Не надо было соглашаться…» Я сделал еще несколько шагов и, пригнувшись, выглянул за угол.
Штольня расширялась, переходя в зал. С этого места мне мало что было видно — кусочек стола, какой-то ящик, у другой стены голубые металлические стеллажи с беспорядочно разложенными, скорее даже, разбросанными на них непонятными предметами. Играла музыка, я отчетливо ее слышал — какой-то джаз, похоже, еще времен Глена Миллера. Неожиданно в поле моего зрения появился Монти, который, спокойно помахивая хвостом, направился в зал. Я тихо зашипел, пытаясь его остановить, но это было бесполезно, и я на цыпочках последовал за ним…
Монти, не колеблясь, пересек невидимую линию, составлявшую порог, и, оказавшись в зале, побежал вперед, опустив нос к земле. Я остановился на пороге и огляделся по сторонам. В помещении было пусто. То есть — ничто не шевелилось. Из проигрывателя доносились звуки — десятка полтора саксофонов, трубы, тромбоны. Приятный унисон, усыпляющий и мягкий.
