И ему называли эти данные, и он знал на все сто процентов, что все они липовые, что все они фальшивые, но сработанные по высшему классу, и это его теперь нисколько не волновало, и он все эти данные, все эти паспорта новых сотрудников передавал администрации фирмы «Хименс и Электроника». И все делалось быстро, без лишней волокиты, но опять же, месяца как и не бывало. И лишь к концу второго месяца он смог вылететь в Гаррисберг, а оттуда на базу «Ральф».
* * *
Ветер с океана задерживался Аппалачскими горами, и на плато еще стояла теплая погода. Редкие кустарники дуба и тюльпанового дерева выделялись зелеными пятнами среди каменистой почвы. Воздух был сух и наполнен запахами увядающих магнолий и платана.
За прошедшее время, с тех пор, как он видел профессора последний раз в Нью‑Йорке, тот сильно сдал, постарел, осунулся. Он был мрачен, сидел в стороне от развернутого под летним навесом генератора ГМП, сидел согнувшись, сгорбившись, метрах в пятидесяти.
— Вчера днем, — рассказывал Волкер, — к профессору подошел какой‑то только что выбравшийся из кварцевой камеры ГМП подвыпивший эсэсовец, офицер, с автоматом, и пнул им профессора в грудь, спросил: «Иудей?… Еврей?» — и, не дожидаясь ответа, дал очередь у самой головы Хименса. С большим трудом нам удалось их разнять. Профессор потом ходил злой, все спрашивал меня: «Грегори, я похож на еврея? Скажите, Грегори, я похож на еврея?» И он долго еще возмущался, откуда это у них, у чернорубашечников прошлого такая патологическая ненависть к евреям? «Откуда это, Грегори? Откуда?…»
— Почему вы не отвечаете на наши звонки?
— А мы здесь как в западне, Дик, — промычал недовольно Волкер. — Нас не подпускают к тевидам, нас уже отсюда не выпускают, мы здесь как заложники террористов. Но вот кто те террористы, мы никак понять не можем. И генератор остановить нельзя. Все еще не прибыл из прошлого какой‑то важный физик, не то Рамге, не то Рунге. Да и посланник президента еще остается там. Так что мы тут совсем запутались. А еще эти, ну что в мундирах в черных, эти обезьянки из прошлого, в спины свои автоматы тычут, чуть что. Они здесь уже главные. Они уже всем заправляют на базе. Крупные чины, прибывшие из Германии, так те все в Вашингтон улетают вместе со своими охранниками, чуть ли не по роте эсэсовцев на одного обер‑лейтенанта.
— Быть может, мне тоже имеет смысл слетать к президенту, к Ральфу Хилдберу и поговорить с ним обо всем?
— Не советую, Дик. Мне кажется, что он оказался в таком же положении, как и мы здесь. Это он перед нами всеми корчил из себя сильную личность. А у этих что‑то первобытное, что‑то звериное. Они подавляют тебя своей мизантропией, тебя словно захлестывает телепатическая волна ненависти, жажды убийств, принижений слабого, интеллектуального существа. Они не люди, Дик! Это я тебе говорю, Грегори Волкер. Не люди!
Хименс поглядывал в их сторону, ждал, когда же мистер Ричардсон наговорится с кругликом Волкером, как же, видимо, перемывают его профессорские косточки. Он чуть улыбнулся, скривив губы, молча кивнул головой, приглашая его сесть рядом.
Как ни странно, но профессор довольно‑таки быстро согласился на предложение «Дже». И Дик, не ожидая такой реакции Хименса, теперь не знал, что же ему делать с теми фотографиями, показывать их или нет. Все же сунул в дрожащие руки Перри Хименсу. Тот просмотрел их, задержался долго на одной, спросил: «Где?» Дик ответил, что на баррикадах в Вашингтоне, в отряде кругликов, попавшем в окружение. На этой фотографии, поразившей Дика еще там, в Нью‑Йорке, была заснята распластавшаяся на асфальте красивая женщина, мертвая, с повязкой кругликов на рукаве плаща; рядом с ней лежали два негра, тоже мертвые, молодые; на заднем плане, в нескольких шагах от убитых, стояли чему‑то улыбающиеся эсэсовцы в черных, расстегнутых мундирах со шмайссерами в руках. Женщина была небезразлична Хименсу, это была его первая жена, Лесли Клэр.
Не поднимая глаз на Дика, профессор попросил, если можно, конечно, не уничтожать всю их документацию по ГМП, все их исследования и записи, а перебросить их в Россию профессору Андрею Васильевичу Колотаеву, куда‑то под Калугу, в его центр по исследованию пересекающихся пространств. Дик сказал профессору, что на базу должны прибыть четыре сотрудника фирмы «Хименс и Электроника», что они работают у них в лаборатории вот уже четыре года, и вот их фамилии. Еще он сказал, что те будут иметь на руках все необходимые для командировки на эту базу документы. Профессор ничего не ответил, снова согнулся, задумался.
Дик покрутился еще с час возле генератора, поглазел на появлявшихся из кварцевой камеры эсэсовцев, на затерявшихся среди них каких‑то гражданских лиц с портфелями и чемоданами, поговорил с Брантом, еще раз с Грегори. Как он понял, Волкер снова поцапался с профессором и уже с неделю не разговаривал с ним. Но теперь, узнав, что тот дал согласие на проведение операции по ликвидации ГМП, повеселел, более дружелюбно поглядел на Хименса, даже попросил Дика быть с ним повнимательнее, так как тому, по‑видимому, сейчас очень тяжело.
Перри Хименс, когда Дик уезжал с базы, больше к ГМП не подошел, сидел там же, на камнях, так же сгорбившись и о чем‑то думая. Профессор безучастно смотрел изредка на всех входивших и выходивших из камеры ГМП людишек в черном обмундировании, с автоматами, смотрел на этих сверхчеловеков, на чистокровных арийцев. И ему чудилось, что все они тоже смотрят на него, что все они считают его евреем, что все они готовы тут же расстрелять его, убить, уничтожить его мозг, его мысли, его индивидуумную особенность.
* * *
Утром, к восьми часам, к зданию лаборатории профессора Хименса в Нью‑Йорке подъехали четыре рефрижератора. Их разгрузкой занялись тут же прибывшие на автобусе какие‑то люди в униформах фирмы «Хименс и Электроника». Они сгружали большие пластмассовые ящики голубого цвета. На стенках ящиков была нарисована эмблема — белый цветок лотоса с разлетающимися во все стороны лепестками. Словно ветер, словно ураган их вот только что оторвал от основания, от тычинок и они собрались улететь куда‑то в бесконечность.
Эти ящики вносили в кварцевую камеру лабораторного ГМП, рядом ставили такие же, но пустые, и наполняли их демонтированным оборудованием, вспомогательным, не нужным в данный момент.
Дик вместе с Тони Эдкоком укладывали в ящики своей уже фирмы всю документацию по генераторам ГМП, все чертежи, все пояснительные записки, все то, что подлежало переброске в Россию. Дик все еще продолжал удивляться, как эта идея по отправке документации в коммунистическую Россию пришла в голову не «Дже», не ему, не круглику Волкеру, а именно профессору Хименсу, ярому квадрику.
