— Только не эти штучки-дрючки с сознанием! — воскликнул технологист.
И выставил вперед подбородок.
Бёртон ударил его.
Суинберн подхватил человека и аккуратно уложил на пол.
— Если бы они все были такими любезными, — пробормотал он.
— Алджи, я не в состоянии уложить их всех. Может, и тебе придется вывести из строя пару кретинов. Старайся не убивать никого. Целься в ноги.
— Понял.
Они открыли дверь и осмотрели коридор. Там никого не было, и они без проблем добрались до склада. Помещение было забито огромными свертками мягкого изоляционного материала. Спустившись по короткой лестнице в коридор обслуживания, они увидели стены, обшитые тем же самым материалом, по которым вились трубы и провода. На середине коридора, с каждой стороны, трубы изгибались над большими двойными дверями: одна дверь вела в турбинную, вторая — в кабину пилота. Бёртон чуть сдвинул последнюю и заглянул в большую комнату.
На ее дальнем конце — носу корабля — находилось огромное окно, перед которым, у руля, стояли два технологиста. Третий был у пульта, он держал в руке трубку для переговоров.
В центре зала, на металлическом троне, сидел Дарвин. Кабели связывали его с похожей на колесо горизонтальной структурой, прикрепленной к металлическому потолку; это очень напоминало то, что Суинберн видел на электростанции Баттерси.
Толстый кабель бежал по полу от Дарвина к автоматону, который некогда был Фрэнсисом Гальтоном. Автоматон стоял рядом с тележкой, к которой был привязан Джек-Попрыгунчик. Шлем, снятый с путешественника во времени, лежал на столике рядом.
Генри Бересфорд неуклюже расхаживал взад-вперед поблизости от пленника.
— Почему они не отвечают? — рявкнул он.
— Не знаю, сэр, — ответил человек с переговорной трубкой. — Но сейчас у нас не хватает людей, а повреждения в крыльях вызвали серьезную нестабильность. Все рабочие борются за спасение корабля.
— Они, но не она! — крикнул орангутанг. — Она медсестра, а не механик!
— Мы заметили, что она без ума от Брюнеля, — вмешался Дарвин.
— Ба! — хрюкнул орангутанг. — Иди, найди ее и приволоки сюда за волосы, черт побери. Мы не можем позволить Оксфорду умереть. Нам нужны его знания!
— Да, сэр, — ответил технологист, вставил переговорную трубку в гнездо и заспешил к двери.
Бёртон и Суинберн отступили и встали по обе стороны от нее.
Человек вышел, закрыл за собой дверь, увидел Суинберна и разинул рот, но успел лишь испустить сдавленный писк, потому что толстое левое предплечье Бёртона захлестнуло ему шею и сжало ее. Пальцами правой руки королевский агент надавил на нужные точки на шее человека, и через несколько секунд технологист потерял сознание.
Они оттащили его в угол и вернулись к двери.
Гальтон снимал с Оксфорда ходули, снабженные пружинами.
— Остроумное изобретение, — заметил Дарвин. — Хотя Брюнель оценит его лучше, чем мы.
— Да пошли они на хрен, эти сапоги, — встрял Бересфорд. — Когда мы будем в особняке наконец?
— Через десять минут, сэр, — ответил один из рулевых.
— Летите быстрее!
— Невозможно, сэр. Иначе крылья отвалятся.
— Меня задолбали ваши отговорки!
— Мы должны поддерживать в нем жизнь, пока не перенесем его в медицинский корабль, — сказал Дарвин. — Потом это будет неважно. Сестра Найтингейл сможет извлечь из него мозг и перенести в жизнеобеспечивающий контейнер. Там он будет…
Он запнулся. Его огромный двойной череп повернулся. Глаза-бусинки уставились на двух людей, которые молча вошли в помещение.
— Сэр Ричард Фрэнсис Бёртон собственной персоной… неужели? — пропел он своим замечательным голосом. — А с маленьким поэтом Суинберном мы уже знакомы.
Генри Бересфорд рывком повернулся к двери. Оскалив огромные зубы, он собрался прыгнуть на незваных гостей.
— Ноги, Алджи, — спокойно произнес Бёртон.
Суинберн поднял револьвер и выстрелил.
В стеклянном колпаке, прямо над правым глазом орангутанга, появилась дыра.
Суинберн ойкнул.
Из дыры потекла жидкость.
Бересфорд зажал отверстие пальцами, пытаясь остановить течь.
Но жидкость продолжала вытекать из выходного отверстия.
Каким-то чудом пуля не задела плававший в жидкости мозг.
Технологисту у руля повезло меньше. Пуля угодила в него, и он упал.
— Боже, — пробормотал поэт. — Прости, Ричард. Я не хотел.
— Сестра, сестра! Сбегайте за ней! — завизжал Бересфорд.
— Или за парой пробок, — предложил Суинберн.
— Убери свой ходячий труп от Оксфорда, Дарвин, — приказал Бёртон, пробираясь к тележке.
Существо с двойным черепом подчинилось; Гальтон отошел в сторону.
Бёртон посмотрел на Джека-Попрыгунчика. В безумных глазах блеснуло узнавание, и он сказал знаменитому исследователю:
— Ты умер в 1890-м. От сердечного приступа.
По спине Бёртона пробежала дрожь.
— Сэр! — воскликнул человек у пульта управления. — Я не могу справиться в одиночку! Корабль быстро теряет высоту!
— Делайте что-нибудь! — выл Бересфорд. — Где Найтингейл?
— Алджи, — велел Бёртон. — Выйди наружу и охраняй дверь. Не пускай никого. Делай все необходимое.
— Но… — начал было поэт.
— Суинберн! — рявкнул королевский агент. — В прошлый раз ты подчинился приказу наполовину. На этот раз надо больше. Ты понял?
— Да, сэр. — Суинберн вышел из помещения и закрыл за собой дверь.
— Будь ты проклят, Бёртон, — сказал Бересфорд, зажимая пальцами дыры в стеклянном колпаке. Жидкость продолжала вытекать. Верхняя треть мозга уже поднималась над поверхностью.
Бёртон снова взглянул на Оксфорда.
— Я знаю, кто ты такой, — сказал он. — И знаю, что ты пытаешься сделать.
— Ты умер в 1890-м, — повторил человек на ходулях.
— Это неважно. Все мы смертны. Лично мне больше интересно, что побуждает каждого из нас жить.
— Любопытно, — заговорил Дарвин.
— В своей жизни я принимал экстремальные решения и отваживался совершать то, на что подавляющее большинство людей не способно, — продолжал Бёртон. — Я даже сам не знаю, что влекло меня предпринимать эти…
— Попытка найти свое место, — объяснил Эдвард Оксфорд. Безумие исчезло из его глаз. — Найти себя. В детстве тебя перевозили из одной страны в другую. И с того времени ты ищешь островки стабильности. Вещи, с которыми ты можешь связать себя. Постоянные координаты.
— Координаты. Да, я понимаю, о чем ты.
— Они делают нас такими, какие мы есть, Бёртон. Они порождают нашу индивидуальность. Я совершил ошибку. Я выбрал, как одну из моих координат, событие в древней истории, которое, как я думал, позорит мое имя. Я пытался изгладить его из человеческой памяти и в конце концов уничтожил то, что делает меня мной.
