Послышались приглушенные восклицания.
Мистер Смит продолжал:
— Капитал стал довольно приличным, так что можно строить долгосрочные планы. Теперь мы должны повернуться лицом к Западу. Засылайте представителей в Испанию. Вскорости на Западе будут сделаны открытия и появятся новые возможности для капиталовложений. Поддержите людей, которых зовут Фернандо Кортец и Франциско Писарро. В середине столетия выведите капиталы из Испании и вкладывайте их в Англии, в особенности в коммерцию и мануфактуры. В Новом Свете появится возможность даром заполучить обширные земельные владения; посылайте и туда своих представителей. После смерти Генриха Восьмого наступит смута — поддержите его дочь Елизавету.
Когда в северных странах разовьется промышленное производство, вы обнаружите, что промышленникам невыгодно работать в странах, где существует бесчисленное множество церковных праздников и всевозможных фестивалей. Поддержите тех религиозных лидеров, которые ратуют за более, э–э–э, пуританский образ жизни.
Он заключил свое выступление:
— Еще одно. Вас слишком много. Я настаиваю, чтобы с тайной Контракта был знаком только один представитель от каждой нации.
— Господа, — сказал мистер Смит в 1600 году, — больше вкладывайте в торговлю и мануфактуры в Европе, в сельское хозяйство, добычу полезных ископаемых и накопление больших земельных участков в Новом Свете. В этом столетии большие состояния будут нажиты на Востоке; сделайте все, чтобы в этом среди первых приняли участие и наши Дома.
Они ждали за столом конференц–зала в Лондоне. Часы, на которые они время от времени нервно поглядывали, показывали, что до ожидаемого появления мистера Смита осталось несколько минут.
Сэр Роберт принял понюшку, изображая беспечность, которой вовсе не испытывал.
— Джентльмены, — сказал он, — честно говоря, я не могу поверить в истинность этой легенды. Объясните мне, после всего, что тут сказано, к чему все это сводится?
Пьер Дефляк мягко проговорил:
— Это чудесная история, мсье. В тысяча трехсотом году некий сомнительно одетый незнакомец поместил в венецианском банкирском доме десять золотых монет с условием, что вклад будет храниться сто лет. Он дал несколько советов, и его предсказания сбылись с точностью, могущей посрамить самого Нострадамуса. С тех пор его наследники появляются раз в столетие, в этот самый день и час и возобновляют действие контракта на следующие сто лет. Они никогда не снимают с вклада ни одного су, но всегда дают советы, что делать дальше. Сейчас, мсье, мы достигли черты, когда под нашим контролем находится самое крупное состояние во всем мире. Меня, например, считают самым богатым человеком во Франции.
Он красноречиво пожал плечами.
— В то время как мы все знаем, что я всего лишь служащий Контракта.
— Я полагаю, — сказал сэр Роберт, — что вся эта история — чистейший вздор. Прошло сто лет со времени последнего, скорее всего мифического, визита нашего мистера Смита. За этот период на службе Контракта были честолюбивые люди и были беспринципные люди. Они состряпали эту фантастическую сказку для своей выгоды. Джентльмены, не существует никакого мистера Смита и никогда не существовало. Вопрос стоит таким образом: следует ли нам продолжать этот фарс или же принять меры для того, чтобы разделить капитал и дальше следовать каждому своим путем?
Негромкий голос от дверей произнес:
— Если вы думаете, сэр, что такое можно проделать, нам следует еще много поработать, чтобы Контракт стал воистину неуязвимым. Могу ли я представиться? Вы можете называть меня мистер Смит.
В тысяча восьмисотом он сказал:
— В течение двенадцати лет можете поддерживать авантюриста Наполеона. В восемьсот двенадцатом оставьте его. Вкладывайте средства в развитие молодой нации — в Соединенные Штаты. Немедленно посылайте представителей в Нью–Йорк. Это будет столетие революций и перемен. Не оказывайте никакой поддержки монархиям…
За столом пронесся вздох изумления.
— …поддерживайте представителей торговых классов. В Индии финансируйте некоего Роберта Клива. Изымите все капиталы из Испании и Латинской Америки. Во время Гражданской войны в Северной Америке примите сторону Севера.
В основном, джентльмены, это столетие будет столетием Англии. Помните об этом. — На секунду он замолчал, вглядываясь в неведомые дали. — Следующий век будет отличаться от этого, но даже я не знаю, что будет происходить во второй его половине и далее.
После того как он удалился, Амшел Мейир, представитель Вены, пробормотал:
— Коллеги, не кажется ли вам, что, по крайней мере, одна из реликвий Контракта имеет смысл?
Лорд Уиндермер нахмурился, не особенно пытаясь скрыть свой антисемитизм.
— Что вы хотите этим сказать, сэр?
Международный банкир открыл тяжелый ящик, содержащий документы, касающиеся Контракта начиная со времени Гольдини. Он извлек из ящика средней величины золотую монету.
— Одна из первоначально вложенных монет сохранилась и дошла до нас через все столетья, милорд.
Уиндермер взял монету и прочел: «Соединенные Штаты Америки».
— Но, согласитесь, это же нелепо. Кто–то просто пошутил. Эта монета не могла существовать во времена Гольдини: колонии провозгласили свою независимость менее двадцати пяти лет тому назад.
Амшер Мейир пробормотал:
— А число под гербом? Интересно, кто–нибудь рассматривал его как дату выпуска?
Унидермер снова пристально посмотрел на монету.
— Как дату? Не будьте ослом! Кто же выпускает монеты более чем на сто лет вперед!
Мейир задумчиво огладил рукой свое безбородое лицо.
— Более чем на шесть столетий вперед!
За сигаретами и бренди они снова начали обсуждать вопрос в деталях. Юный Уоррен Пидмонт сказал:
— Вы, джентльмены, имеете передо мной преимущество. Еще два года назад я знал о Контракте весьма смутно, несмотря на мое высокое положение в американской ветви иерархии. И, к несчастью, я не присутствовал, как вы, при появлении мистера Смита в тысяча девятисотом году.
— Вы ничего особого не пропустили, — проворчал фон Борман. — Наш мистер Смит, который всех нас столь крепко привязал к Контракту, что все, чем мы владеем, включая и эту вот сигарету, является на самом деле его собственностью, — так вот, наш мистер Смит представляет собой личность совершенно незначительную — абсолютная посредственность.
— Так, значит, такой человек действительно существует, — сказал Пидмонт.
Альберт Марат, представитель Франции, выразительно фыркнул:
— Что поражает, мсье, так это то, что его описание, включая одежду, остается неизменным со времени Гольдини.
