ГАЗик остановился у ворот колонии. После проверки документов дежурный открыл ворота, и машина подъехала к крыльцу административного корпуса. Марина вышла вслед за мужчинами и осмотрелась. Высоченный забор был наращен еще и несколькими рядами колючей проволоки. Двор забетонирован, ни клочка травы. Отовсюду тянуло холодом, и Марина поежилась. Вслед за Горячевым поднявшись на крыльцо, Марина взглянула на синеющий обрывок неба, как в последний раз, глубоко вдохнула и словно нырнула в дверь. Коридор оказался светлым и просторным. Тревога постепенно рассеивалась. С удивлением входила Марина в кабинет начальника колонии: стол был накрыт скромной клеенчатой скатертью, посередине стояло блюдо с пирожками и булочками, а вокруг него сверкали стаканы в серебристых подстаканниках. В углу кабинета на маленьком столике пыхтел самовар.
— Сейчас чайку с дорожки, а потом и за дела, — начальник колонии обнял Горячева, похлопывая по спине. Затем пожал руку водителю, знаком приглашая за стол. Наконец увидел Марину, — Проходите, милая барышня, не стесняйтесь. Не бережете красавицу, неужто без нее никак. Хотя мы таким гостям всегда рады, — и обращаясь снова к Горячеву, — Маневичу сказал, завтра, мол, твой крестный отец приезжает, так он с пяти утра на кухне колдовать начал, пирожков вот напек. Скоро на волю, чем без него гостей потчевать буду! Осенью выпускаю шеф-повара моего…
— А вы ученика ему приставьте, из молодых, — предложил Горячев.
За чаем разговор крутился вокруг былых событий и встреч, и ни слова о цели приезда. Марина с интересом слушала реплики мужчин, узнавая неожиданное о своих коллегах. Оказывается, Горячев наезжал сюда время от времени, встречался с теми, кто проходил по следствию и был осужден, интересовался поведением, новыми увлечениями, именно он «пробил» программу по организации курсов резчиков по дереву. Благодаря пробивному характеру Николая Васильевича здесь организовали художественную мастерскую народных промыслов, приусадебное хозяйство с птицефермой. Его же стараниями была открыта и мебельная мастерская, планировалось построить часовню и пригласить звонаря обучать зэков колокольному звону. С начальником колонии они давние друзья: Андрей Андреевич был отцом сослуживца, погибшего в перестрелке при взятии крупной банды. Горячев, сам рано потерявший отца, заменил старому майору сына. Марина слушала, широко раскрыв глаза: оказывается, осужденные, зная здешние условия, сами просились сюда для отбывания наказания, но не каждый мог попасть в это «райское место». В эту колонию определяли только тех, кто действительно раскаялся и встал на путь перевоспитания.
Полчаса за чаем и беседой пролетели почти мгновенно. Поблагодарив гостеприимного хозяина, Горячев и Марина направились в красный уголок колонии. Пора приступать к делу.
После непринужденной беседы за самоваром Марина почувствовала себя спокойнее. Расположившись за столом, она разложила на нем письменные принадлежности и большой блокнот. Все, к встрече с Ремезовым она готова. Горячев разместился в соседней комнате, видно было, что он наготове прийти на помощь словом и делом. Марина уговорила его не смущать Ремезова своим присутствием, и он, хоть и скрепя сердце, но согласился.
В дверь постучали. Получив разрешение, в дверной проем втиснулся высокий худой человек в очках. «Заключенный Ремезов прибыл», — растерянно перебирая в руках кепку, повинуясь жесту Марины, он прошел к столу и сел на приготовленный для него стул. В его глазах жила мучительная тоска.
— Здравствуйте, Александр Николаевич! Садитесь поудобнее, разговор у нас с вами будет длинным.
Обстановка, конечно, не располагала к расслабленной, доверительной беседе — полупустая комната, казенные стол и два стула, маленькое окошко за спиной, за дверью — два конвоира. Все это смущало даже саму Марину, не оставляя ей и Ремезову других ролей, кроме «следователь — преступник». Но человек, сидевший напротив нее на жестком стуле, низко опустивший голову и смотревший только на свои ладони, лежавшие на коленях, преступником не был — и об этом следовало помнить прежде всего.
Еще она знала, что это ее единственная возможность увидеть произошедшее глазами самого Ремезова, ставшего жертвой чьей-то грязной игры. Она вспомнила, как позавчера Аля, едва глянув на свадебную фотографию, взятую Мариной у Екатерины Садовниковой, сказала:
— Кто-то обманул этого парня. Заставил его поверить в некое благое дело, и использовал затем в своих целях. Извини, ничего больше не вижу — человек этот закрыт от меня, не хочет рассказывать свою историю.
Конечно, этого мужчину сложно было назвать парнем, но он определенно был намного моложе своей сестры. И в то же время что-то было в нем, в его взгляде, жестах, что делало его почти стариком.
— Александр, первое, что я хотела бы сказать — я верю в вашу невиновность. И я здесь, чтобы доказать, что…
— Да? А вот я в нее не верю, — Ремезов поднял глаза и посмотрел прямо на Марину, — Кому она нужна, моя невиновность? Я — зек, осужденный, и этим все сказано.
— Ну, как же, — Марина даже опешила, — Подождите, давайте хоть попробуем разобраться! Я уверена, вместе мы обязательно докопаемся до правды, но вы должны мне помочь.
— Ничего я не должен. Знаете, мне уже надоели эти бесконечные разговоры. Сколько было этих апелляций, кассаций… Это все только для галочки делается — мол, мы старались, делали все, что могли, но не вышло. Вызывайте конвой, я говорить не буду.
— Ну, вот что, — Марина чувствовала, что выходит из себя, натолкнувшись на это совершенно неожиданное препятствие теперь, когда все бюрократические препоны были пройдены. — В камеру вы не вернетесь. Я точно знаю, что то убийство совершили не вы, и я не позволю вам торчать за решеткой. Я вытащу вас отсюда и найду убийцу. Но для этого мне нужно знать, кто использовал вас для наводки. Вас кто-то подставил, ведь так? Все дело в часах?
Марина била наугад, ведь разрозненные куски сведений, видения и предчувствия никак не складывались пока в цельную картинку, и все же ясно было, что часы играли во всем этом деле ключевую роль. Очевидно, ее слова попали не в бровь, а в глаз — Александр резко выпрямился, с удивлением и некоторым испугом посмотрел на Марину, и она заметила, что в глазах его, наконец, зажегся огонек интереса.
— Откуда вы знаете про часы? Вы нашли его?
— Кого, Александр? Мне нужно знать, кто это был — и тогда мы его обязательно найдем.
Марина, в общем, и сама не могла до конца понять, почему это дело стало для нее таким важным, но у нее было чувство, что если она не сможет помочь Ремезову, а вместе с ним — и Екатерине, то и сила ей дана будто бы зря. А значит, нужно приложить все усилия — даже если для этого потребуется переубедить отчаявшегося, во всем разуверившегося человека.
