Я вспомнил, где слышал имя Хагейкагомей.
Майки принес домой милую, очаровательную маленькую черно-белую собачку, совсем щенка. Она была в скверном состоянии. Он спас ее от громовых ящеров. Собачка некоторое время жила у нас, потому что даже суровая мама не смогла заставить столь симпатичную и хрупкую крошку «убежать», пока та не поправится и не сможет сделать это самостоятельно.
Она не была моим щенком и моим другом. Она была по-собачьи предана Майки. Но даже я плакал, когда Хагейкагомей нас покинула.
Майки дал ей это имя, составив его из слов, которые узнал у ребенка иноземного торговца, с кем встретился на берегу реки. Это имело какое-то отношение к игре вроде пряток, которой его научил этот ребенок – возможно, девочка, первое увлечение моего брата. Некоторое время он постоянно пропадал на пристанях.
Разумеется, это говорит мое воображение. Я рассматриваю любую историю в единицах участниц женского пола.
Та Хагейкагомей провела у нас лето и часть осени. Они с Майки занимались всем тем, о чем она рассказывала Пенни. Но потом мой кузен Гезик вернулся домой без глаза, уха, руки и ноги, и некому было о нем позаботиться, кроме нас. Мы не могли позволить себе Гезика и собаку. Плакала даже мама – которая настояла, что этот вопрос Майки должен решить самостоятельно. Каким мрачным он стал! Мой маленький брат, прежде всегда такой жизнерадостный, изменился. С тех пор он постоянно хмурился и больше не улыбался.
Теперь я знаю, как он решил суровую задачу. Он отвел Хагейкагомей туда, где жили бродячие собаки, и оставил с ними. А она не нашла дорогу домой. Или поняла, что больше этот дом ей не принадлежит. И поскольку любила Майки, решила облегчить ему жизнь и не пошла за ним.
От одних этих мыслей мне захотелось плакать.
Я обнял Хагейкагомей так крепко, что Страфа зарычала.
Я никогда не скажу ей, что она перепутала меня с моим братом. Никогда.
Теперь я понял, что все это значило. Эта ночь станет самой печальной в моей жизни. Очень глупая ошибка чародейки с добрыми, но безумными намерениями столкнулась со старым зерном боли и унесла жизнь, принадлежавшую моей будущей жене, непреднамеренно, случайно и крайне жестоко.
Я не мог разгадать механизмы «как» и «почему». Я просто принял факт, что милая собачка, любившая моего брата, вернулась в лице удивительно красивой, хоть и не очень умной девочки, также любившей Майки со всей возможной собачьей преданностью.
Я мог признать это, поскольку в своей работе постоянно сталкивался со странностями. Я ожидал, что странности продолжатся и дальше, если только смерть Страфы не сделала то, с чем не справилось непрерывное ворчание Тинни Тейт: не сломала меня.
Это правда. Я мог бы не влезать во все это. Мог бы работать с пивоварней и Объединенной. Я унаследовал богатство, пусть и невольно. Теперь у меня не было необходимости трудиться. Я мог продать дело Паленой. Без сомнения, она бы добилась ошеломительного успеха, не пролив ни капли крови. А если бы мне захотелось прогуляться по темным улицам, чтобы надрать кому-то задницу или набить морду, я всегда мог принять предложение принца Руперта.
Мне придется научиться плавать в разреженных социальных водах, хочу я того или нет. Такова была цена за Поток Яростного Света. Ее смерть не означает, что я перестал быть мистером Потоком Ярости.
Бабуля моей жены лично позаботится о том, чтобы с этого момента я сражался в первых рядах, был занавесом, скрывающим еще более странных членов команды. Я. Гаррет. Маска нормальности на клане Альгард.
Я оглянулся на Маленькую Страфу. Ее руки дрожали еще сильнее. Может, дело было в ярком лунном свете, но мне показалось, что она смертельно побледнела.
Хагейкагомей тоже начала дрожать. Отчаянно стиснула мою руку. Она дышала, словно перегревшийся или напуганный щенок. Каштанка с друзьями испытывали беспокойство. Помощница время от времени скорбно подвывала.
Старая детская сказка, основанная на легенде или сельском фольклоре, о лисице, которая так сильно влюбилась, что местные боги разрешили ей принять человеческий облик, чтобы быть вместе с мужчиной, которого она любила. При условии – не обойтись без мерзкого «если», когда в дело вовлечены боги, – что человеком она пробудет лишь короткое время, а потом умрет. Но ее любовь была столь глубока, что она согласилась, променяв долгую магическую жизнь, ведь лисы – создания не только природы, но и магии, на короткие мгновения с любимым.
Часть меня думала, что нужно рассказать эту историю Йону Сальвейшну при нашей следующей встрече. Из нее получится сентиментальная трагедия. Хотя он не сможет удержаться от гадкой поправки на бесчувственность человеческого вида: наверняка мужчина просто отшвырнет лисицу в сторону после того, как она пожертвует всем, и предпочтет ей красотку с огромными сиськами.
– Нужно сделать что-то, а не просто сидеть здесь и болтать, – сказала Пенни. – Время работает против нас. Для Хаг оно почти вышло.
И разумеется, Гаррет, сверхчувствительный вундеркинд, полностью подтвердил мрачные подозрения своих спутниц, хотя его ткнули носом в тот факт, что Хагейкагомей и Маленькая Страфа стали частью искривленного, реального воплощения сказки о лисице, благодаря усилиям множества некомпетентных чародеек.
Паленая испустила раздраженный вздох.
– Ваш мозг что, сделан из сыра? Или сланца? Они должны исчезнуть, Гаррет. И очень скоро. Процесс уже начался.
Теперь Хагейкагомей ощутимо трясло.
– Мне так холодно, – прошептала она. – Так грустно. Я не хочу покидать тебя.
– Маленькая Страфа тоже? – спросил юный вундеркинд вместо того, чтобы позаботиться о Хагейкагомей. Стая ворон в женском обличии прочла мои мысли. Со всех сторон послышалось рычание, шипение и ворчание, и я замолчал. Задумался над тем, что сказала Хагейкагомей, и нашел удовлетворительный ответ: – Я всегда буду с тобой, малютка. Всегда буду хранить тебя в моем сердце, пока мы не встретимся снова.
Невероятно, но ей удалось стиснуть мою руку еще сильнее. Хагейкагомей била крупная дрожь.
– Не бойся, – сказал я. – Ты всегда была хорошей девочкой.
– Я не боюсь. Просто не хочу покидать тебя.
Пенни встала и подошла к Хагейкагомей с другой стороны, подвинув Орхидию. Крепко обняла девочку.
– Эй, Хаг.
– Эй, Кош.
Каштанка заскулила. К ней присоединилась Помощница. Орхидия и Маленькая Страфа переместились, чтобы согревать нас сзади.
Хагейкагомей слабо ударила меня левым кулаком в грудь, над сердцем, попыталась прижаться к ней левой щекой. Ее большие карие глаза блестели в лунном свете алмазными слезами.
