— Это никогда не определялось ничем, кроме традиции. Ох, Мерлин сыграл спектакль, будто бы следуя ей, но я гарантирую, что все было решено за сценой, Хосс. — Он тряхнул головой. — Совет Старейшин огласил официальную позицию относительно убийства ЛаФортиера.
— Дайте угадаю, — сказал я. — Они сказали, что убийство совершил одинокий стрелок.
Он нахмурился на минуту, и затем кивнул.
— Ох, Кеннеди. Да. Это был поступок лиц, движимых выгодой. Нет никаких доказательств существования организованного сговора. Нет никакого Черного Совета.
Я безучастно уставился на Эбенизера.
— Это… глупо.
— Чертовски верно, — сказал он. — Но их большинство. Мерлин, Кристос, Мэй, Марта Либерти и Привратник.
Я покачал головой.
— Чего, черт возьми, он думает достигнуть?
Эбенизер пожал плечами.
— Его замыслы всегда трудно было разгадать. А я знаю его с шестнадцати лет. На ум приходит два или три объяснения.
— Как например — он из Черного Совета.
Эбенизер прошел несколько шагов в молчании. Затем сказал:
— Да.
— Или может Пибоди воздействовал на него сильнее, чем мы все думаем, — сказал я.
— Немыслимо, — сказал Эбенизер. — Наркотики, которые он тайно давал Совету Старейшин, позволяли ему подталкивать их… нас. Но мы все слишком тверды, чтобы прогнуть нас сильнее.
— Что тогда?
— Ну, Хосс, — сказал он, — может, Лэнгтри беспокоится о последствиях официального признания Черного Совета.
По моей шее пробежал холодок.
— Он беспокоится, что если достаточно людей узнает, что Черный Совет существует на самом деле, они не выстроятся, чтобы сражаться с ними. Они присоединяться к ним.
— Все любят победителей, — сказал Эбенизер. — А мы в последнее время не очень хорошо выглядим. Люди напуганы. Кристос строит свое влияние на этом.
Я остановился на своем пути и едва не блеванул на холодный каменный пол.
Эбенизер остановился, положив свою руку на мою и нахмурился от беспокойства.
— Что такое, мальчик?
— Сэр, — сказал я трясущимся голосом. — Когда Пибоди прибыл на остров…
— Да?
— Он был не один. С ним был кто-то еще. Кто-то, кого мы никогда не видели.
С долгую минуту мы ничего не говорили.
— Это только одно объяснение, Хосс, — сказал Эбенизер. — Это даже не вычисленная оценка. Это чистейшая догадка.
Хотя в его голосе не было убеждения. Эбенизер чувствовал тоже, что и я. Тяжелое внутреннее чувство внушило мне определенность — не абсолютную уверенность, а определенность — что я бы прав. Кроме того. Мы говорили шепотом в одном из отдаленных коридоров нашей чертовой цитадели. Если это вам не говорит вам, что с Белым Советом что-то серьезно не так, тогда я не знаю.
— Они внутри, — прошептал я.
Мой наставник серьезно взглянул мне в лицо.
— Именно поэтому они нанесли удар по ЛаФортиеру. Чтобы внедрить своего человека. — Я прислонился к стене и покачал головой. — Они выиграли.
— Они выиграли раунд, — сказал он. — Битва не закончена.
— Для Моргана закончена, — сказал я.
— Но не для тебя, — сказал он резко. — Морган думал, что спас твою жизнь ценой собственной. — Эбенизер сделал глубокий вздох. Затем сказал, очень тихо: — Хосс, ничего не кончено. Некоторые из нас собираются кое-что сделать.
Я решительно взглянул на него.
— Кое-что сделать?
— На данный момент немного. Несколько чародеев. Несколько ключевых союзников. Люди, которым мы можем доверять. Я единственный, кто знает всех участвующих в этом. Мы собираемся использовать это против врагов. Узнать больше о них. Определить их цели. Уничтожить их.
— Вышибить клин клином, да?
Эбенизер криво усмехнулся.
— Отрицая существование одного заговора, Лэнгтри вынужден будет отрицать существование другого.
— И приобретет двойной купон с иронией на обратной стороне, — сказал я. — Если Черный Совет узнает о нас, они будут прыгать от радости. Они разоблачат нас, назвав нас Черным Советом и продолжат действовать своим веселым способом.
— Уже нас? — Его глаза засверкали, и он кивнул. — И учитывая то, что мы собираемся делать, если Белый Совет узнает это, они назовут это подстрекательством к мятежу. Они казнят нас.
Видите, что я имел ввиду?
Прямо как Диснейлэнд.
Я подумал об этом минуту.
— Вы знаете — по всем показателям мы сами станем Черным Советом.
— Да.
— И чем мы тогда отличаемся?
— Чистыми сердцами и благими намерениями, — ответил он. — Наша сила станет силой десятерых.
Я громко фыркнул.
Эбенизер широко улыбнулся.
— Что ж, Хосс, у нас не будет больше выбора, как только бродить по весьма темным аллеям. И делать это в весьма сомнительной компании. Может, мы должны думать о себе как о… Сером Совете.
— Серый Совет, — сказал я.
Мы снова тронулись вперед, и спустя несколько минут я спросил его:
— Мир становится темнее и отвратительнее, даже в последние несколько лет. Вы думаете, мы что-нибудь сделаем, чтобы изменить ситуацию?
— Я думаю о том же самом, — сказал Эбенизер. — Единственной альтернативой этому будет стоять и смотреть, как все катится в ад. — Его голос сделался твердым. — Мы не собираемся этого делать.
— Черт возьми, конечно нет, — сказал я.
Мы прошли остаток пути до Чикаго вместе.
*
Мерфи подбросила меня до места штрафной стоянки моей тачки, и я по дороге посвятил ее почти во все, что произошло.
— Ты утаиваешь что-то от меня, — сказала она, когда я закончил.
— Кое-что, — сказал я. — Типа необходимость.
Она взглянула на меня, оторвавшись от дороги, и сказала:
— Хорошо.
Мои брови поползли вверх.
— И все?
— Ты начал вести дело с опасными людьми, Гарри, — сказала она тихо. — И эти люди доверяют тебе свои секреты. Я понимаю это.
— Спасибо, Мерф.
Она покачала головой.
— Не знаю, Гарри. Это значит, я ожидаю, что ты придешь ко мне, когда твое дело пересечется с моей профессиональной ответственностью. Я коп. Если ты обманешь меня, а я узнаю… — Она пожала плечами. — Не знаю, сможем ли мы такое когда-либо уладить.
— Ясно, — сказал я.
Она встряхнула головой.
— Мне никогда не было дело до Моргана. Но я не хотела, чтобы он так закончил свой путь.
Я минуту об этом думал, а затем сказал:
— Не знаю. Он умер, многое изменив. Он уничтожил предателя, собиравшегося убить сотни чародеев. Он не дал ему сбежать с Бог его знает сколькими секретами. — Я пожал плечами. — В последнее время погибло много Стражей. Морган умер не самой худшей смертью. — Я улыбнулся. — Кроме того. Если бы он остался еще ненадолго, ему возможно пришлось бы извиниться передо мной.
