— Что легче заделать?
На кольце с ключами у меня висела маленькая ювелирная отвертка. Я схватил кольцо, лежащее на кровати, и подковырнул отверткой крошечный скос на ребре крышки. Позолоченная крышка диаметром примерно с четверть дюйма и толщиной в одну восьмую дюйма раскрылась. Внутри ее лежала крохотная спиралька из проволочки толщиной с человеческий волос.
— Нет, это не «клоп», — определил я. — Это микропередатчик. Миниатюрное приводное устройство радиусом действия шесть — семь миль. Испускает радиочастотные сигналы.
Молли лишь молча вытаращила глаза.
— А когда ребята Траслоу схватили тебя там, в Бостоне, на тебе вроде был этот медальон, не так ли?
Молли глубоко вздохнула и припомнила:
— Да, был…
— А потом, когда они собирали тебя перед отлетом в Италию, они вернули тебе все отобранные ранее вещи?
— Да…
— Ну что ж, тогда все ясно. Разумеется, им было очень нужно, чтобы ты сопровождала меня. Несмотря на все наши ухищрения и предосторожности, они прекрасно знали, где мы находимся в любую минуту. По крайней мере, когда ты надевала этот медальон.
— И сейчас тоже?
Подумав как следует, я медленно ответил, стараясь не напугать ее:
— Да. Я сказал бы даже, что не так уж и плохо, что они знают, где мы сейчас находимся.
55В 7-м округе Парижа на бульваре Распай в небольшом, красивом доме, напоминающем драгоценный камень, размещается маленький частный коммерческий банк. Он, как видно, обслуживает избранных клиентов из числа богатых, почтенных парижан, которые любят, чтобы их ублажали по высшему разряду, чего они, похоже, не находят в банках, доступных для немытой черни.
Интерьер банка как бы подчеркивал его исключительность и недоступность для простых людей: нигде не видно ни одного клиента. Да, по сути дела, он вовсе и не походил на банк. Пол покрывал выцветший старинный персидский ковер, вдоль стен там и сям стояли бейдермейровские кресла, обитые цветным шелковым гобеленом, на высоких подставках и столиках были установлены изящные итальянские средневековые бюсты и настольные лампы. На стенах в богатых позолоченных рамах висели гравюры разных зданий и сооружений, оттеняя общий внутренний вид величавой элегантности и надежной солидности банка. Я лично, разумеется, и не подумал бы помещать свои деньги в подобный банк, который транжирит слишком много средств на всякие излишества, но я же не француз.
Мы с Молли хорошо понимали, что нас сильно поджимает время. До запланированного убийства осталось всего два дня, а мы все еще не знали, кого намечено убрать.
А тут еще они — эти люди Траслоу, да вдобавок к ним, вероятно, агенты, работающие на Фогеля и на немецкий консорциум за его спиной, — всадили нам устройство, показывающее, где мы находимся в данную минуту. Им известно, что мы в Париже. Может, они и не знают, за каким чертом мы сюда заявились; может, им и ничего не известно про зашифрованную записку Синклера насчет «Банка де Распай»? Но они прекрасно понимают, что мы находимся здесь вовсе не просто так, а по какой-то весьма важной причине.
Я отчетливо сознавал, что у нас мало шансов остаться в живых, но сказать об этом Молли все же не решился.
Нужно признаться, что для американской разведывательной службы я представлял немалую ценность из-за своего необыкновенного физического дара, но в данный момент все мои достоинства перевешивала исходящая от меня угроза. Я знал, чем занимаются люди Траслоу в Германии, если не все, то по меньшей мере некоторые из них. Но у меня не было документальных доказательств, свидетельских показаний, точных, непреложных фактов, поэтому, если бы я обратился к общественности, скажем, в редакцию «Нью-Йорк таймс», мне бы просто никто не поверил. От меня в лучшем случае отмахнулись бы, как от круглого идиота. Молли и я должны быть уничтожены. Такова единственно допустимая логика, которой следуют люди Траслоу.
Но, если мы будем все время опережать своих противников и раньше их установим, кого они намереваются убить через два дня в Вашингтоне, помешаем им совершить убийство, расскажем о готовящемся преступлении широкой общественности, прольем свет на их темные дела, есть шансы уцелеть в этой гонке. Так, по крайней мере, я полагал.
Часы пущены, время неумолимо бежит.
Но кем он может быть? Кто может оказаться нежданным свидетелем? Может, это какой-то помощник Орлова, русский, которому он целиком доверял и открыл правду? Или, что тоже возможно, он друг Хэла Синклера, которого тот ввел в курс дела?
Я даже бегло проанализировал самые невероятные предположения. Может, Тоби? Кто же еще, в конце концов, знает столь много? Не он ли внезапно возникнет через два дня перед сенаторами и станет свидетельствовать против Траслоу, разоблачая и разбивая в пух и прах заговор?
Нелепица какая-то! Ради чего он стал бы выступать?
Встревоженные и взвинченные, истощив все свои доводы, сидели мы с Молли в гостинице «Герцог де Сен-Симон» и спорили до хрипоты, пока наконец не выработали более или менее подходящий план. Во-первых, нам нужно съехать из гостиницы как можно скорее, не теряя ни минуты. Во-вторых, мы должны сразу же отправиться на бульвар Распай и посмотреть, что там оставил отец Молли. Упустить случай и не попытаться разгадать хотя бы часть загадки мы никак не могли. Может, мы там вообще ничего не узнаем; может, абонементный ящик окажется пустым, может даже, что этого ящика в хранилище на имя отца Молли уже больше не существует. Все может быть, но мы просто обязаны убедиться. «Проследи путь золота», — крикнул тогда Орлов. И вот след золота неукоснительно привел нас сюда, к этому маленькому частному банку в Париже.
Итак, убедившись, что в нашем распоряжении не так уж и много возможностей для действий, мы быстренько упаковали вещи и вручили их коридорному, наказав переправить в гостиницу «Крийон» и щедро вознаградив чаевыми за благоразумие и молчание. Молли разъяснила ему, что мы выполняем предварительную подготовку к визиту одного известного иностранного государственного деятеля, поэтому весьма важно сохранять наше местопребывание в тайне и никому не говорить, куда переправили его багаж.
Ну а с медальоном с камеей мы поступили по-другому. Я ничуть не сомневался в том, что микропередатчик, упрятанный в медальоне, ежеминутно подает сигналы нашим «пастухам», что мы находимся в гостинице «Сен-Симон». Сломать его, конечно же, труда не составляет, но это не выход из положения. Всегда лучше сбить «топтунов» со следа. Я взял медальон, вышел из гостиницы и бесцельно пошел по направлению к бульвару Сен-Жермен. Напротив станции метро на улице Бак находится кафе, почти всегда переполненное. Я вошел, пробился боком к стойке бара и заказал чашечку кофе. Рядом со мной стояла холеная дама средних лет, рыжеволосая, с шиньоном, прижимая к себе вместительную хозяйственную сумку из зеленой кожи и читая свежий хрустящий номер парижского журнала «Вог». Незаметно я опустил медальон в сумку дамы, допил кофе, положил на прилавок несколько франков и вернулся в гостиницу. Поскольку передатчик подает радиосигналы, которые можно принимать в пределах видимости, наши преследователи будут хотя бы на время сбиты с толку: пока моя соседка, любительница журнала «Вог», будет находиться в толпе, «топтуны» нипочем не определят, от кого исходит сигнал.
