она со вздохом пригубила содержимое кружки. — Таких, как вы двое, единицы, девочка моя. Для магов в целом мы чуть больше, чем скот, и тех, кто недоволен своим положением… — она многозначительно посмотрела на Риду, и та невольно схватилась за поврежденный бок. — Они отказываются понять простую истину: от того, что вещь стала незаконной, она не исчезла. Проблема в головах. Пока маги считают себя выше, лучше, достойнее даже в каких-то мелочах — торговля людьми будет процветать. Пока люди ненавидят, боятся и не понимают — маги будут пропадать в «кварталах невольников». У сотен это просто мысли в головах, проявляющиеся лишь в быту. Общий культурный след. Но у единиц этот след приобретает гротескные очертания. Можно отлавливать этих единиц, наказывать… Да вот только за что? За чрезмерность? Ведь в головах это чуть больше, чем нормально. Ведь окружение может это оправдать, потому что в самой сути, на уровне общей культуры, они согласны. И самая большая глупость — надеяться, что это можно быстро разрешить. Что протесты, законы или даже военные действия способны все в одночасье изменить, — в словах женщины послышалась непередаваема горечь. — Нет, я не говорю, что это не имеет смысла. Это важно, это нужно. Именно этим я и решила заняться, поняв, что полученного мне мало. Многие из тех, кто работал со мной согласились. Мы и так были свободнее других людей. Эта война не дала нам почти ничего. И мы решились не прекращать. Вылазки, диверсии. Мы стали своеобразной народной дружиной, пресекавшей все, что могло навредить людям, а после к нам стали стекаться слабые маги и ищейки.
Но мы ждали и ждем слишком масштабного эффекта. Которого не будет. Потому что плохие законы лишь следствие. Причина — дерьмо в голове. И вымывать его оттуда нужно долго и основательно. Я пережила войну, я вижу, что все меняется. Медленно, со скрипом. Так отчаянно все держатся за эту гнилую гадость, которую они привыкли звать устоями, но меняется. Однако я не увижу мир, очищенный от этого бреда. И вы не увидите, и ещё множество поколений. Но если все бросить, этот мир не увидит никто.
Маргарет на пару мгновений затихла, глядя куда-то сквозь собеседницу, словно бы забыла, о чем только что говорила. Молчание казалось затянувшимся, а взгляд старухи столь пристальным, что Рида невольно обернулась, чтобы посмотреть себе за спину, хотя, ожидаемо, ничего не увидела. Девушка неловко замялась и уже хотела извиниться и уйти, когда Маргарет, как ни в чем не бывало, продолжила:
— У нас много последователей по всей стране, но мы были и есть всего лишь неорганизованная кучка недовольных. Мне тяжело признавать, но мы давно утратили всякое влияние на этих землях. Последние годы нам не везло. Лоранские Холмы разваливаются на глазах. Я доживаю, а вместе со мной доживает и это поселение. Люди устали, люди вымотаны, люди преданы и не знают, что делать. А когда мы не знаем, что делать и как дальше жить, мы начинаем сосредотачиваться на быте, на мысли о том, чтобы просто прожить очередной день. И тут на сцену выходите вы, — старуха хитро, но с теплотой улыбнулась. — Такие же, как мы, когда начинали. Чуть наивные, не имеющие ничего, кроме жажды справедливости, и… побеждаете! Едва ли вы это осознаете до конца, но это так. Кому-то вы напомните о поражениях, но многим вы даете надежду. Они не одни такие. Проблему видят не только они, а, значит, она точно существует. Для людей так важно бывает, чтобы кто-то подтвердил то, во что они верят.
— Очень за вас рады, — равнодушно произнесла Рида. Старуха хмыкнула, явно недовольная реакцией девушки, когда та поднялась со стула. — Знаете, Реймонд тоже боролся… или все еще борется, он же не умер, в конце концов. Рассказывал о мировой несправедливости со своей колокольни. И ты слушаешь его и думаешь: «А ведь он прав!», а потом вспоминаешь, что этот хрен без раздумий взорвал дирижабль с несколькими десятками пассажиров, а на тебя натравил убийцу, и это только то, что тебе известно. И как-то правота его улетучивается. Так что, — Рида холодно, с заметным сомнением посмотрела на Маргарет, — я даже не знаю: нам радоваться, что мы вдохновляем борцов за справедливость, или готовиться к возрождению движения фанатиков, которые будут уничтожать все на своем пути. А теперь, простите, мне нужно собрать вещи, до обеда не так много времени, а нам еще нужно успеть покинуть ее границы, пока безопасное убежище не превратилось в тыкву!
С этими словами она покинула кухню, так и не увидев довольной улыбки на губах женщины. Впрочем, едва ли ее это интересовало. Рида прошла в гостиную и окинула оценивающим взглядом немногочисленные пожитки, лежащие на полу возле софы и кресла. Приведя в порядок мебель, девушка скинула в сумку бинты и заживляющие мази, после чего села. Обычно сборы занимали куда больше времени. Вероятно, ей стоило отправиться с Илинеей, по крайней мере, не пришлось бы выслушивать чужую тоску о былом. Своей хватает! А теперь…
Рида скосила взгляд в сторону кухни.
Пересекаться с Маргарет после этого разговора не хотелось.
И, хотя старуха не спешила возобновить беседу или просто уйти из самого теплого помещения в доме, Рида решила отправиться за подругой. Чем раньше они отправятся, тем больше успеют пройти до наступления темноты, которая с каждым днем приходила все раньше и раньше.
Девушка спешно оделась, обвешалась оставшимися в доме сумками подобно маленькому вьючному животному и, сухо поблагодарив Маргарет за помощь, покинула дом. Холодный ветер резко ударил в лицо и растрепал волосы, удерживаемые в одной позиции лишь силой пары заколок и трехдневной грязи. Девушка невнятно заворчала.
По деревушке сновали люди, занимаясь повседневными делами, и старательно отводили взгляд от незваной гостьи. Ни Фарвин, ни Кира нигде не наблюдалось. Однако то, как старательно все обходили тот самый дом, увитый трубами… Казалось, самый верный признак того, что этот странный дуэт внутри. Рида скривилась и повела плечами. Вчерашний день хотелось вычеркнуть из жизни или, хотя бы, из памяти.
Рида осмотрелась и уверенным шагом, вальсируя между лужами, отправилась к центру, откуда доносился невыносимый гвалт.
«Свежие фрукты и овощи!» — надрывалась дородная дама за каркасом металлического прилавка.
«Ткани прямиком с юга!»
«Рыба! Свежая рыба! Возможен бартер!» — кричал щуплый мужичок, размахивая подозрительного вида рыбиной.
«Прекрасные обои из Беланша! Зеленый цвет, рядом с которым блекнет даже свежесть молодой травы! Не проходите мимо! Будет прекрасным фоном для вечернего отдыха перед камином! А великолепная урановая посуда
