— Ну, с богом, Миша! — сказал Белогор.
Они вдвоем выскочили в коридор, оттуда — на открытую галерею, и спрыгнули со второго этажа в сугроб на клумбе. Выбравшись, волхв стремительным, скользящим шагом, больше похожим на полет, направился в сторону коттеджей. Сотник едва поспевал за ним.
— Стас, надо бы помочь ребятам у ворот, — выдохнул он на бегу.
— Справятся! — отмахнулся тот. — Главное, не дать этим шустрикам прорваться к коттеджам.
Основная атака началась, когда они только достигли боковой аллеи, ведущей к домикам. Белогор заметил две быстрые серые тени, мелькнувшие возле палисадника крайнего коттеджа, и изменил направление движения, рукой показав Рыси, чтобы тот шел наперерез нападавшим.
Волхв почти настиг «серого», но обострившимся при входе в боевой транс чутьем определил надвигавшуюся угрозу справа, из-за угла ближайшего домика. Мгновенно изменив траекторию, Белогор ушел с линии атаки и, завершая маневр, точным ударом в голову свалил противника. Добавил для верности каблуком берца между лопаток и ринулся на подмогу сотнику, который оказался один против двух дюжих боевиков.
Рысь успешно отразил первый натиск врагов, но тут один из них взмахнул рукой, и сотник рухнул навзничь в снег, и возле его головы появилось темное, растущее пятно.
Все это Белогор видел как в замедленном кино. А еще он понял, что не успевает. Неизвестные бойцы, видимо, не имели желания или задания на ведение серьезного боя, потому что оба моментально развернулись и бросились вдоль линии коттеджей к дальнему углу ограды.
Белогор не стал преследовать их, а склонился над телом Рыси. Слева на лбу его обнаружилась длинная рваная рана, а сам сотник был без сознания. Волхв тронул сенсор рации:
— Внимание! Группа эвакуации. Срочно — к коттеджам! Есть раненый.
Он обернулся назад, ища глазами тело сбитого им боевика, но никого не увидел. «И этот сбежал!» — в сердцах подумал Белогор. «А что с профессором?» — тут же пришла другая мысль, и волхв бегом кинулся к коттеджу Зухеля. Возле крыльца он с облегчением увидел сидевшего на корточках Сокола. Парень с интересом что-то разглядывал.
— Все в порядке? — поинтересовался Белогор, присаживаясь рядом.
— Ага, — Сокол протянул ему свою находку. — Вот, у одного бугая на память оторвал.
В руке Белогора оказался самый обычный шеврон, какие нынче нашивают на рукава все, кому не лень.
— И что в нем особенного?
— А вы на эмблему посмотрите…
Белогор поднес шеврон к лицу и включил микрофонарик, вмонтированный в усик рации. На серо-зеленом фоне светлела странная композиция — стилизованная спираль ДНК, переплетенная с такой же стилизованной моделью атома. Под композицией расположились три строгие печатные буквы — ГПИ.
— Ну вот, наконец, и визитная карточка наших гостей, — с удовлетворением констатировал волхв. — Спасибо, Сокол! Собери-ка своих ребят, да проверьте, все ли гости ушли. А потом приходите в лазарет — вашего сотника подранили. — И он, не оглядываясь, быстро пошел к главному корпусу центра.
Томск, два дня до Нового года, утро
Меня разбудил Грэг. Сначала эта здоровенная рыжая скотина топталась по моей спине, а когда я перевернулся, кот тотчас вспрыгнул мне на грудь, уселся как на завалинке и принялся лапой играть с моим носом, зажимая по очереди то правую, то левую ноздрю. Последнего я выдержать уже не мог, чихнул и открыл глаза. Грэг немедленно вскочил, потянулся и затарахтел, что твой трактор.
— Сволочь ты, — сказал я ему добродушно. — У хозяина, может быть, выходной день и одна радость в жизни осталась — поспать. А ты не можешь лишний часок потерпеть?
Кот сделал вид, что не понял тирады, и, коротко муркнув, лизнул меня в нос.
— Далеко пойдешь. — Я выпростал руки из-под одеяла и ухватил Грэга за пышные бакенбарды. — И куда в тебя столько еды влезает? Ты на свою рожу давно смотрел? Она же скоро в зеркале не поместится!
Кот согласно мявкнул, мол, конечно, но жрать-то все равно хочется, и сделал скорбные глаза. Я не выдержал и расхохотался. А еще говорят, что животные не обладают мимикой! Приходите, Грэг вам такое шоу устроит!..
Я ссадил кота на пол, откинул одеяло и кувырнулся через голову, соскакивая прямо на татами, занимавший почти треть комнаты. Грэг тут же запрыгнул на компьютерный стол — любимое место для наблюдений за моими занятиями.
Следующие пятнадцать минут я потратил на базовый разминочный комплекс русбоя, заключавшийся в упражнениях для разогрева мышц и связок и упорядочения кровотока. Почувствовав приятное покалывание в кончиках пальцев рук и ног, я отправился в душ.
Когда же появился на кухне, Грэг уже сидел возле своей миски, демонстрируя смирение и послушание. Я водрузил на плиту чайник и кастрюлю с остатками борща, посмотрел на часы и подсел к телефону. Подумал, что в девять часов вполне можно сделать звонок человеку, который, но слухам, вообще никогда не спит.
И действительно, на пятом гудке в трубке раздался бодрый суховатый голос:
— Золотарев слушает.
— Здравствуйте, Андрей Венедиктович! Это Дмитрий Котов, — на всякий случай извиняющимся тоном произнес я. — Надеюсь, я вам не помешал?
— А, Дмитрий Алексеевич! — тон Золотарева потеплел. — Что, снова без магии не обойтись?
— Угадали, Андрей Венедиктович. Очень нужна консультация.
— По поводу пропажи детей?
Я едва не выронил трубку.
— Откуда вы знаете?! В прессе же ничего еще…
— У меня свои каналы информации, Дмитрий. Надеюсь, вы не забыли?
— Можно к вам приехать? — с трудом выдавил я.
— Нужно, — коротко бросил маг и повесил трубку.
— Спасибо, — сказал я телефону и принялся готовить себе завтрак.
* * *
Но к Золотареву я попал только во второй половине дня. Едва прожевал последний кусок яичницы, ожил мой мобильник. Звонил Ракитин.
— Привет, бумагомарака! Спишь?
— От ассенизатора слышу! — привычно парировал я.
— Почему «ассенизатор»?.. А, понял. Ну что ж, вполне благородная профессия. Выгребаем дерьмо, чтобы другим жилось чище.
— Случилось что?
— Ага. — В голосе Ракитина прорезались горделивые нотки. — Мы их нашли, Димыч!
— Кого?!
— Похитителей!
— Не может быть. Этот ребус так просто не решить. Я уже договорился о консультации у Золотарева…
— Брось! Зачем тут Золотарев? Это нага оперативный план «Сеть» сработал.
И где же вы их обнаружили? Небось на соседней улице? — съехидничал я, потому что подсознание мое вопило, как Станиславский: «Не верю!»
