Из динамика раздался взрыв смеха, управляемого светящейся надписью «Аплодисменты» на табло, руководящем действиями «спонтанно реагирующей публики». Будда фыркнул, ударив себя кулаком по лбу, я посмотрел на него и вдруг представил себе президента, в ярости рвущего священное знамя, серьезные — а может быть, и нет — лица советников и всяких «вице», их замешательство, и тоже расхохотался.
— Ниге-е-рия… — проквакал Будда, одной рукой держась за голову, а другой прижимая живот к позвоночнику.
— Фла… аг… — выдавил я, с трудом справляясь со
спазмами.
— Из… из… Нигерии? Чер-рт!.. — Будда закашлялся и начал вертеть головой, размахивая во все стороны руками.
Он едва не выбил у меня из рук руль, мне с трудом удалось выровнять машину, одновременно отталкивая руку Будды. Мне расхотелось смеяться. Я замедлил ход, но, видя, что Будда перестает всхлипывать, поехал быстрее, снова направляясь в сторону дома.
— Где начинается твой след? — спросил я. Несколько секунд он размышлял над моим вопросом, затем дернул головой и быстро выдохнул.
— Я получил два адреса, один из них уже проверил. T него точно никакого толку. Так что остался один — Саксон-Хилл…
— О гос-споди!.. Семь часов полета?
— Чуть меньше. Пять сорок.
— Уфф! А я уже испугался. — Я остановил машину возле автомата с мороженым, нажал на сигнал и высунулся в окно, готовый сделать заказ. — Хочешь чего-нибудь? — Я посмотрел на брата. Тот отрицательно покачал головой. Пожав плечами, я снова высунулся в окно. Электронный мороженщик что-то мелодично мурлыкал себе под нос, но не протягивал в мою сторону свою механическую руку. Я нажал на сигнал еще раз — эффект тот же. Идиотский автомат что-то насвистывал, изображая феерию цветов на экране, из-под зонтика то и дело вырывалась струя холодного пара, но это было все, что он мог предложить. В конце-концов я сдался, и мы выехали из тени на яркое осеннее солнце.
— Так и хочется сказать: где те старые добрые времена, когда симпатичный старичок бродил по окрестностям, предлагая попробовать вкусное и сладкое мороженое…
— Перестань, а то я сейчас не выдержу! — рявкнул я, прибавляя скорость на прямой Альфа-стрит, ведшей почти к самому дому. — Может, в холодильнике найдется немного мороженого для дядюшки Будды. Проверь, какие есть рейсы до Саксона…
Несколько минут езды до дома мы провели в молчании. Когда «бастаад» подъехал к гаражу, экран заполнился рядами цифр. Я выключил двигатель и некоторое время размышлял над возможными вариантами.
— Мелкие компании сразу отбрасываем… — Я смахнул с экрана больше половины расписания. — Я им не доверяю, они плохо кормят, показывают старые фильмы, их подушки воняют засохшей слюной и блевотиной предшественников. Слишком рано мы тоже не полетим, так как я хотел бы в конце концов выспаться… — Еще часть строк исчезла с экрана. — Отпадают и вечерние рейсы, так как нам пришлось бы начать с поисков отеля…
— Что ты мне голову морочишь! — Будда ткнул пальцем в экран. — И так уже давно понятно, что нам остается рейс в восемь ноль семь. Так? И компания приличная, и подушки не потребуются…
— И!.. — Я поднял палец и облизнулся. — САС предлагает отличное пиво «Голден Ринг»! Которого не увидишь нигде, кроме как на борту их лайнеров. Пошли.
Мы почти одновременно хлопнули дверцами. Мгновение спустя между тонкими стволами декоративных деревьев промчалась Феба, вдогонку которой несся крик Фила:
— Приехал! Мама, папа…
— Фил! Немедленно вернись! Спрашиваю еще раз: около коробки с соками лежали два пакета жевательной резинки. Сейчас остался только один. Чем ты можешь это объяснить?
Шедший за мной Будда громко вздохнул и сочувственно причмокнул. Мы вышли на газон. Пима с решительным видом смотрела на сына, который, казалось, весь сжался под ее взглядом.
— Ой, мама, было темно, и второй я не заметил… — Фил уставился в пол, изображая крайнюю степень угрызений совести.
Я посмотрел леденящим взглядом на готового расхохотаться Будду. Он крепко сжал губы и быстро кивнул, давая понять, что выдержит. Фил услышал наши шаги, посмотрел исподлобья, но, видимо, решил, что в его положении лучше будет стоять неподвижно до тех пор, пока мать не разрешит ему пошевелиться.
— Иди делать уроки! — велела Пима.
Мы втроем проводили взглядом маленькую, полную раскаяния фигурку, причем раскаяние улетучивалось из нее с каждым разделявшим нас сантиметром. У самого угла дома Фил вдруг подпрыгнул и закричал:
— Феба! Идем посмотрим щенков!
Мы посмотрели на Пиму, а она лишь пожала плечами, демонстрируя полнейшее бессилие.
— Естественно, мы прекрасно осознаем, что он над нами издевается, — сказала она, усаживаясь в гамак.
— Я бы сказал, что не слишком, — возразил Будда. — Скорее, его взгляды не совсем вас устраивают.
— Не преувеличивай. — Пима посмотрела в ту сторону, где скрылся Фил. Ни у кого из нас не было и тени иллюзий, что сын послушно сидит за компом с учебными программами. Не меньшей была и уверенность в том, что поймать на невыученных уроках его не удастся. — Ему всего восемь лет.
— Некоторые из нас всосали интеллект с молоком матери, и это проявляется достаточно рано. — Будда упал на траву и потянулся к пакету с холодным соком. — Верно? — обратился он ко мне.
— Угу. Завтра мы исчезнем дня на два, может, на один, может, на три… — сообщил я жене.
Она кивнула и открыла рот, но из-за угла появился Фил, тяжело протопал по дорожке и свалился на траву рядом с Буддой.
— Ну и горазды же они жрать, — как ни в чем не бывало сказал он.
Будда широко улыбнулся, обнял Фила за шею и хорошенько его встряхнул.
Я огляделся в поисках телефона, но он, видимо, остался в гостиной. Встав, я пошел позвонить Саркисяну. Генриетта, видимо, умирала со скуки у себя за столом — услышав мой голос, она явно обрадовалась. Я сразу понял, что Дуга нет в радиусе нескольких сотен километров.
— Он вернется через неделю, — сказала секретарша.
— Ну, к этому времени я и сам вернусь. Спасибо. Я вернулся в сад. Фил сидел на корточках перед дядей.
— … ну и четыре тормозных парашюта! Папа, если он в хорошей форме, может с их помощью развернуться на сорока метрах. На скорости сто пятьдесят — сто восемьдесят! Этот «бастаад»…
Я погрозил ему пальцем.
— Зачем ты опять врешь? — Я сел рядом с Пимой, а потом лег, положив голову ей на колени. — Парашютов только два…
Фил опустил глаза, а Будда смотрел на него, раскрыв рот.
— Так вот ты как? Меня? Меня дураком выставил??? Пима рассмеялась. Моя голова затряслась в такт ее смеху.
— На этом дали себя надуть уже семнадцать тысяч человек, — сказала Пима.
