Алька горестно вздохнула и застыла (в который раз) перед картиной — сосредоточением всех её чувств и надежд.
Как Альке хотелось схватить её двумя руками и трясти до тех пор пока из перемешанных красочных пятен не вытрусится родная душа.
Но ничего подобного Алька не делала. Она даже руки в замок сжимала — боялась нарушить тонкую связь. И не важно, что связь эта была скорее воображаемой… Ведь должна была быть, хоть какая-нибудь… Алька в это свято верила.
Верила и надеялась.
Момент когда блудная душа вывалилась наружу, Алька пропустила.
Резко оглянулась на приглушённый стон и кинулась помогать не очень трезвой ведьме переместится в близстоящий шезлонг.
— Алька! — Обрадовалась ей подруга. — Я так за тобой соскучилась!
— Я тоже, — призналась Алька, с отеческой нежностью рассматривая благополучно вернувшуюся ведьму.
Глаза ведьмы блестели и красные губы тянулись к почти таким же красным ушам.
— Хи, хи, — сказала ведьма и прижала ладони к бурно вздымающейся груди.
— Ты чего? — Алькины руки всё ещё нервно подрагивали, но губы уже растягивала непроизвольная улыбка.
— Честное слово, я старалась, — хихикая уверяла её Мелина, — но они меня всё равно напоили. Но только уже потом, когда я возвращаться стала. Нет, ну представляешь, гады какие. Я потихоньку, на цыпочках. А они меня поджидали! Хорошо что Сифира меня подтолкнула, а то бы я сама до дома не добралась.
— Погоди, какая Сифира? — Напряглась Алька.
— Ну эта которая золотая.
— Она что живая? Ты с ней говорила?
— Ну да, ты же за этим меня посылала. Или я что-то опять напутала?
— Ну что ты. Ты всё правильно сделала, — поспешила с заверениями Алька плохо соображая о чём, вернее о ком говорит подруга, — она что, действительно богиня?
— Кто? Сифира? Ну ты даёшь… Если она богиня, то я тогда тоже, — и Мелина рассмеялась собственной шутке.
— Так, — сказала Алька, понявшая, что с хмельной ведьмой говорить сложно, но необходимо, — мы сейчас с тобой будем пить кофе.
— Ну уж нет. Я лучше спать. Сама свой кофе пей.
— Не хочешь кофе, будем чай пить, сладенький. Хочешь чай? Я тебе из пакетика сделаю…
— Всамделишный, или как всегда — понарошку? — Заинтересовалась Мелина.
— Всамделишный. Честное слово всамделишный, — поспешила заверить Алька и, оставив подругу в объятиях шезлонга, кинулась на кухню исполнять данное обещание.
Мелина появилась когда над чашкой заклубился ароматный пар — Алька, воспользовавшись своим самовластием добавила к заварке, упакованной в салфетку и обвязанной толстой ниткой, кусочек корицы (или как она у них называется).
Мелина пошевелила Алькиными ноздрями, подёргала за ниточку и, обхватив чашку ладошками, неожиданно промурлыкала:
— Спасибо.
— На здоровье, — автоматически откликнулась поражённая Алька. До сих пор словами благодарности ведьма не разбрасывалась.
— Слушай! — Вдруг оживилась Мелина. — А давай наладим производство чайных пакетиков. Отличная вещь. Не хуже наших кринолинов.
— Мы обсудим это завтра, а сегодня давай поговорим о Ферере, — напомнила нетерпеливая Алька, — ты пей. Пей чаёк и рассказывай.
— Никакая она не Фарера. Она даже не ведьма. Просто очень хорошая балерина. А гордится то как! Можно подумать, что прямо королева… — Мелина небрежно фыркнула и захлебнулась попавшим в нос чаем.
— Надеюсь, что ты своё мнение оставила при себе, — забеспокоилась Алька.
— Я что, совсем дура, баб не знаю, — откашлявшись, успокоила её ведьма, — я очень вежливо поддакивала. Она мне на прощанье даже сказала, что скучать будет…
— Так кто она такая? Говорили о чём?
— О ней и говорили. О чём же ещё, — ещё один глоток, — зовут её Сифира и она такая же бестелесная душа как и я! — Мелина с насмешливым превосходством ждала Алькиной реакции.
Реакция запаздывала. Не то чтобы для Альки это было таким уж сюрпризом, просто она не знала как реагировать на Мелинин пренебрежительный тон. Ведь речь идёт о национальной угрозе и какая, к чёрту, разница как эту угрозу звать. Главное, как её нейтрализовать…
— А тело её где? — задала Алька вопрос ответ на который может помочь с решением проблемы.
— Кто ж его знает. Она не очень то за ним и скучает. Говорит что без постоянной практики у него уже наверно все суставы окостенели. Зато в золотом этом она будет вечно молодой и гибкой.
— Так и сказала?
— Ага. Так и сказала.
— Так ей нравится её золотое тело?
— Ага. Нравится.
— Так она всем довольна и её всё устраивает?
— Ага. Довольна и всё устраивает.
— Так какого чёрта она миазмами своими мерзкими плюётся?! — возмутилась Алька.
— Это не она, — доверительно поделилась Мелина, — вернее не совсем она. Понимаешь, там всё сложно так запуталось. Сифира вообще то неплохая, но балерина, сама понимаешь… У неё вместо мозгов чувство ритма и пластика. Ей всё это совсем не нужно было. Она себе танцевала и наслаждалась восторгом зрителей. И всё. Совсем всё.
— Это ты о тех временах когда она была просто Сифирой?
— Ну да, — закивала Мелина, — тогда то в неё этот Фарер и влюбился.
— Это тот который древний? Который Фарера? — Поразилась Алька.
— Ну да. Один из них, из древних…
— Так это он её?.. — ужаснулась Алька.
— Я же говорю, там сложно всё получилось…
— Рассказывай! — Потребовала Алька, — Со всеми подробностями рассказывай!
— Ты же про розовые сопли не любишь, — наигранно удивилась ведьма.
— Мне для дела, а не из-за праздного любопытства, — очень по-деловому отрезала Алька, включая серьёзного журналиста.
— Сифира с детства танцевала. Она говорит, что начала танцевать когда ещё стоять на ногах толком не умела. Мама у неё была певицей, а отец музыкант так что талант её не остался незамеченным и ею занялись лучшие учителя.
Древние очень любили всякие искусства и спонсировали школы и талантливых учеников.
У Сифиры тоже был спонсор, вернее спонсорша. Она девочку очень баловала, устраивала для неё сольные выступления и хвалила на каждом углу.
Для девчонки, как я поняла, выступать перед зрителями с сольным танцем было самой большой радостью. Ей только того и хотелось чтобы восторг зрителей и слава лучшей. Спонсоршу слава девочки тоже радовала. Так и жили они довольные друг другом. Пока Сифира не выросла, — Мелина выдержала театральную паузу. — А потом в Сифиру влюбился муж этой самой спонсорши.
Дело житейское. Такое случалось, и не раз. Сифира в подробности не вдавалась, но из её слов понятно, что среди людей полукровок не мало было. Их очень ценили. За красоту, за магические способности и за то, что Фареры им покровительствовали. Но одно дело полукровку по секрету сотворить, а другое дело простую танцовщицу жене предпочесть. Скандал получился. Серьёзный такой скандал.
Древний этот всё хотел из Сифиры бессмертную сделать, а жена его со свету её сжить.
— А сама Сифира? — поинтересовалась Алька, — она чего хотела?
— Танцевать она хотела, чего же ещё.
— Ну и танцевала бы себе потихоньку и не лезла бы в семейные отношения, — прокомментировала Алька — поборник семейных ценностей.
— Так её же никто не спрашивал, — заступилась за новую знакомую Мелина, — сперва её из тела изгнали, а когда она от своего покровителя золотое получила, начали всякие гадости делать. Миазмы эти, между прочим, тоже дело рук этой ревнивицы. Сифире для творческого вдохновения зрительские эмоции нужны были. Чем ярче и радостней эмоции тем танец лучше. Так эта змея сделала так чтобы только самые гадкие и мерзкие до балерины доходили. Бедняжка чуть не загнулась на такой диете. Но древний опять подсуетился и научил гадость всякую выплёвывать. Тогда жена его сделала так, что гадость стала скапливаться, а во время выступления вся выплёскивалась на ни в чём не повинных зрителей. Чтобы не лишать танцовщицу зрителей, неверный муж должен был специальную защиту ставить, а так как времени у него мало было, то и выступлений становилось всё меньше, и золотая фигурка становилась всё меньше. Кончилось дело тем, что о Сифире все забыли. Потом о ней вспомнили, но древних тогда уже не было и хоть всем и нравились выступления золотой танцовщицы, но защиты от ядовитой отрыжки у них не было и они вечно дрались и воевали друг с другом. И тогда душу, ни в чём не повинную, взяли и в каменный мешок посадили. Ей вообще-то всё равно. Она дух, а духам, что день, что сто лет — значения не имеет. Но когда её из мешка вытащили она очень обрадовалась. Вот, даже расти начала, но чем она больше, тем больше гадости в ней собирается. Она боится, что её опять в каменный мешок посадят и танцевать не дадут…
