Было видно, что Армина готовилась не к простой беседе, а к спору. Она села в кресло напротив Роя, Панов уместился в сторонке, и начала первая. — Признаться, я удивлена вашим приглашением на беседу… Спрашивайте, я отвечу. — Панов говорил мне, что вы… — Да, он правильно говорил. Я возмущена результатами обследования. Я открыто об этом ему не говорила, но он угадал. — Что могло вас возмутить? Взаимоотношения внутри вашего маленького коллектива наверняка были вам известны и раньше. — Как понять — известны? Догадывалась, чувствовала — да. Но точно не знала. А теперь знаю точно. И это нестерпимо! — Расскажите подробней, что вас выводит из себя?.. Она волновалась, с каждой фразой все сильней. Очень многое ей нестерпимо. Начать хотя бы с Елены и Альфреда. Нежный, чувствительный мальчик без ума, без памяти, до смерти влюблен в свою беломраморную богиню, а она? Чем она отвечает на такое высокое, такое сильное, такое редкое чувство? Снисходительно принимает его! Иначе не назвать эти жалкие сто четыре люба! Разве это настоящее чувство — сто четыре в ответ на двести тринадцать? И как не пожалеть человека, как не рассердиться на его холодную подругу? — Но ведь их темпераменты — их личное дело! Разве можно им предписывать, с какой силой любить друг друга? Верно, все верно, — сила взаимной любви их личное дело, никто не вправе вмешиваться со стороны. Она и не вмешивается. Она ни единым словом, ни единым взглядом не показала ни Елене, ни Альфреду своего недовольства. Но остаться безучастной она не может. И это ее личное дело — быть ли равнодушной, негодовать ли, чувствовать ли возмущение… — Не совсем личное, Армина. Вы стартуете в уникальный рейс. И ваши настроения, даже невысказанные… Вот именно — ее невысказанные настроения! Всю жизнь, долгие годы провести рядом с парочкой, молчаливо осуждая одну, молчаливо печалясь о другом! Не слишком ли сильное испытание? Да и не только это! Нет, она не осуждает Анджея, что он испытывает к ней всего сто двадцать любов, в то время как она привязана к нему ста тридцатью восемью. Она знала и раньше, что любит его сильней, чем он ее. Она вообще считает нормальным, чтобы женщина любила сильней, такова уж женская природа, да и, согласитесь, Анджей заслуживает того, чтобы его любили беззаветно и преданно, он удивительный человек… Но все же сто двадцать любов, которые, она снова это повторяет, вполне ей достаточны, но они все же не равны Альфредовым двести тринадцати, даже и ста тридцати двум не равны, что у этих тихонь Павла и Дианы. И вот весь рейс, до старости, до кончины, думать о том, какие горячие слова, какие ласки расточает тебе твой муж, будущий отец твоих будущих детей, и знать, знать всегда, каждую минуту, что вся его пылкая любовь в объективном измерении не добралась и до той скромной величины, что у этой вон тихой парочки, сидящей напротив тебя за столом. Всю жизнь мучиться такими мыслями! Голос ее прервался слезами. Рой помолчал, потом сказал: — С таким настроением нельзя отправляться в дальний рейс, Армина. Она ответила с вызовом: — Именно, Рой. Сегодня я подала заявление, что отказываюсь участвовать в экспедиции. — Ваш жених не протестовал, не отговаривал вас? — Еще бы не протестовал! Это ведь его любимая мысль, что он положит начало поколению звездолюдей, родившихся вдали от Земли. Но отговорить меня он не смог. Я ему сказала, что если его незначительные сто двадцать любов все-таки искренни, то он не оставит меня одну на Земле. У вас еще есть вопросы. Рой? — Больше вопросов у меня нет, Армина.
5
— Итак, естественный финал всех твоих научных изысканий, Шура. И это твое открытие — закрываем, — хмуро сказал Рой, когда Армина ушла. — Панов и звука не проронил, как и обещал, пока шел разговор Роя с Арминой. Но слова Роя нельзя было оставить без ответа. — Почему закрываем? Если оно не понравилось одной Армине… — Да, оно не понравилось только ей, только одному человеку. Но этого достаточно, чтобы развалился хороший коллектив. Отменяется уникальный рейс! Да и только ли ей не нравится? Проведи свою любовную классификацию у всего человечества — все ли будут довольны? Не найдутся ли миллионы Армин? — Не понимаю, что ты имеешь против моего открытия? — Только то, что оно не нужно. Оно — не доброе. В нем вреда больше, чем пользы. — Человек должен знать себя. Это открытие дает новую информацию о человеке! Помнишь первое требование древних: познай самого себя. Именно это я и делаю! Человечество всегда стремилось к знанию! Знать, знать, знать — вот девиз человеческого развития, вот смысл всех открытий! Против чего ты протестуешь? — Против твоего допотопного представления о знании. К добру или злу ведет твое знание — вот в чем вопрос. Открытия даются трудно, поэтому стараются открыть то, что приносит благо, а не вред. На вредные открытия сейчас не тратят ни средств, ни времени, ни интеллекта. Мы же не в двадцатом веке живем, Шура. — Как ты заранее узнаешь, полезно или вредно твое открытие? — В простых случаях это бросается в глаза. Сегодня несложно найти способ выращивать рога у свиньи, но какая от этого польза? И эти твои любы… Хочешь, я предложу тебе новую тему? Изобрети способ определять пользу и вред от любого нового открытия. Это будет великое дело! Тогда будет ясно, стоит ли совершать иное открытие или лучше воздержаться. Многие лихо творимые открытия будут отвергнуты неоткрытыми. Сколько творческого потенциала мы сбережем! — Попробовать можно, но… Сегодня мое открытие вызывает неудобства, но почему? Люди пока несовершенны. Они не всякое знание о себе способны перенести. Так что дело не в открытии, а в людях. Меж тем требование познать самого себя вечно. Это священный принцип развития. Просто человечество еще не доросло до этого. Ему пока страшно узнавать самого себя. Оно боится самого себя! Уверен, лет через сто никакая влюбленная пара и не подумает вступать в брак без подробного психоэнергетического обследования своих чувств. — Лет через сто? Может быть. Значит, введи в новую тему главным компонентом степень развития общества. А пока ты задал хорошую многомесячную работу межзвездной комиссии. — Она что, ищет новые пары? — Конечно. Из старого экипажа годятся только Павел и Диана — они любят друг друга, с равной силой. — А новые пары, когда их найдут, они… — Нет, Шура, конечно, нет, никакого обследования на эти твои любы. Для счастья человеку вполне достаточно знать, что его любят. Разве этого мало?
1
Чарли присел к моему столику, деловито пробежал глазами меню — что бы в нем ни значилось, он закажет омлет с помидорами и апельсиновый сок, это неизменно — и «порадовал»:
— К Латоне приближается рейсовый звездолет «Командор Первухин». На нем очередная цистерна с тремя миллионами тонн сгущенной воды. И некто Рой Васильев. Этот землянин на Латоне пересядет в планетолет на Уранию. Сгущенная вода прибудет позднее. Ты что-нибудь слыхал о Рое Васильеве? В общем, готовься к трудным объяснениям.
