Земляничка нахмурилась и едва заметно кивнула. Я взял её под локоть, такая тонкая крошечная рука, она вся дрожит. Не хотел замечать этого, но, похоже, с ней что-то действительно стряслось.
Посадил её в карету.
— К таверне «Золотая утка», — сказал я и следом погрузился в салон экипажа, закрыв дверцу.
Экипаж тронулся. Дождь гулко стучал по крыше и не переставал, заглушая тягостное молчание. Я бросал взгляды на рен Фаборт, пытаясь понять, что с ней, но она была неподвижна и смотрела в окно. Красивое платье и прическа намокли под дождём, но госпожа явно прихорошилась. По белой коже шеи и груди скатывались прозрачные дождевые капли. Я сухо сглотнул.
Может быть, у неё есть ухажер, или несколько. Где она была?
Я сжал зубы, и отвернулся, стараясь не думать о том. С кем бы она ни встречалась среди белого дня, кто-то поступил с ней не совсем обходительно. Навязчивые мысли так и лезли в голову. Но в какой-то момент Эмиана пошевелилась.
— Куда мы едем? — растерянно спросила она.
Хотелось ответить, что ко мне домой, и лучше её показать лекарю, потому что мне совсем не нравилось то, в каком состоянии была эта сумасбродная бунтарка. Но вовремя остановил себя. С чего бы мне её привозить к себе домой? Как я полагаю, позаботиться о ней есть кому, у неё есть клиенты, которых она соблазнила на своей же работе, сколько туда ходят богатых лордов.
— К таверне, куда же ещё, — прошипел я, снова стиснув зубы, злясь на себя.
Эмиана отвернулась, никак не ответив на мой тон.
Оставшаяся дорога прошла молча.
Кучер остановил лошадей, и Эмиана, не дожидаясь моей помощи, принялась открывать дверь, но я и не собирался ей помогать. Открыть дверь у неё не получалось, пальцы дрожали, и в них не было силы.
— Дайте я, — не знаю, как так вышло, но передо мной оказалось бледное влажное лицо землянички.
Её голубые глаза блестели влагой в полумраке, губы чуть раскрыты, мой взгляд задержался на них. Эти губы явно предназначены для поцелуев — мягкие, чуть пухлые и сочно-алые, как спелые ягоды. В какой-то момент моё дыхание стало тяжёлым. Интересно на вкус они такие же сладкие, как выглядят? Я сглотнул, будто не пил несколько дней, и в самом деле предвкушал их вкус. Я поднял взгляд и ждал, ища в её взгляде ответ на собственное ожидание.
И я начал наклоняться… Медленно, сокращая расстояние, не зная, что делаю. Хотя знал — я хотел поцеловать земляничку. Очень соблазнительную сейчас, будоражащую, пусть и сумасбродную, чужую, но я захотел этого прямо сейчас, захотел согреть её холодные губы своими горячими. Какой может быть её поцелуй? На что может быть похожим? Какой у него вкус? Чем я могу быть хуже её клиентов, которым она дарит себя…
19
Эмиана смотрела, застыв. Я обхватил её лицо, холодная капля сорвалась с завитка волос и упала мне на кисть, разгоняя по телу разряды тока. Странное ощущение, странное желание — поцеловать её. Но мне это до противоречия необходимо.
Я склонился ещё ниже и раскрыл губы, чтобы прижаться к её губам, ощущая горячий толчок её дыхания. Волна жара прошлась по всему телу, будоража ещё сильнее, заставляя меня едва ли не застонать от удовольствия и наброситься на неё с жадностью. Ладонь скользнула по мокрым волосам на её затылок, притягивая ещё ближе, её ладони легли на мои плечи, сжали ткань жакета то ли для того чтобы притянуть, то ли, напротив — оттолкнуть.
Я коснулся её холодных влажных губ, чувствуя вкус дождя. Эмиана задышала часто и, будто очнувшись от какого-то морока, отпрянула, пихнув меня с такой силой, какой я не ожидал, а следом увесистая пощёчина опалила мне щёку. Я даже не повернул головы, сухо сглотнул. Впервые в жизни меня ударила девушка.
— Вы что себе позволяете?! Кто вам позволил ко мне прикасаться?!
Я ещё раз сглотнул и посмотрел на неё, прищуривая глаза в ярости.
— То, что позволяют другие, — проскрежетал я и взялся за ручку дверцы, отпер её, предлагая госпоже удалиться.
Эмиана вздрогнула, будто мой ответ её ошеломил, нахмурившись, плотно сжала губы, одарив меня таким презрительным взглядом, каким меня никогда не награждала ни одна девица, подобрала влажный подол платья, поспешно вылезла из кареты и с грохотом хлопнула дверцей.
Прекрасно!
Скула горела, но больше горели губы, ещё чувствуя сладкую прохладу губ этой сумасбродной девицы.
Тряхнул головой. Нужно выкинуть её из головы. И забыть. Сумасшедшая.
Приказав кучеру ехать в Ревин-Силл, откинулся на спинку сиденья и уставился в окно. Дыхание ещё долго не унималось, как и гулявшее по телу возбуждение, которое только сердило ещё больше.
И чем она может привлечь других? Я не понимал. Совершенно невоспитанная, необузданная дикарка. Какая она может быть в постели? Какое наслаждение может подарить мужчине с таким нравом?
Не думать о ней не выходило до самого замка, засела в мыслях на весь оставшийся вечер, заставляя меня слоняться и не находить себе места, хотя его было предостаточно, а к ночи стало ещё хуже. Потому что мне до жути захотелось проучить её, преподать урок манер. Но в какой-то момент я понял, в чём была причина. Я не просто хотел её поцеловать, а жаждал этого с жадностью. Будто голоден по её губам. Но есть губы намного искуснее её. Сущая глупость желать именно её!
Этот вечер оказался самый тоскливый из всех последних вечеров. Невыносимо уныло барабанил по крыше дождь на верхнем спальном этаже. Ещё и Морин уехал из Овингтона на несколько дней.
Выйдя из ванны, запахнув полотенце на бёдрах, оперся руками о трюмо, уставился в зеркало. Что я там хотел увидеть? Ведь всё же улеглось, и я почти привык коротать дни в замке. Но сейчас оставаться наедине с собой было невыносимо. Что изменилось?
В груди сделалось тесно, и хотелось глубже вздохнуть. Отставив потуги докопаться до истины, я отвернулся от отражения, взял пачку писем, которые сегодня принёс почтовой, и направился в комнату.
Безразлично пересмотрев корреспонденцию, взглядом наткнулся на королевский герб. Я отложил в сторону оставшиеся письма и сломал печать серебристого конверта. Пробежался по верхней строчке — это было приглашение. Торжественный ужин в королевской резиденции по случаю завершения учёбы в академии наследника короля.
Дочитав до конца, поднял взгляд на стену, на которой висела картина с зелёным пейзажем и всадником.
Почему-то показалось, что это приглашение — насмешка. Позвать калеку на ужин… Мне не до радости. Хотелось смять в кулаке приглашение и выкинуть в камин. Но задумался.
Может, действительно стоит отвлечься, по крайней мере, это возможность избавиться от дурных мыслей в образе неких поварих. Эта бунтарка явно не сравнится с теми светскими дамами, которые будут на том ужине.
Усмехнулся своим мыслям, сложил дорогую бумагу и положил на прикроватную тумбочку.
Эмиана
— Я должна ещё раз пойти туда, в этот жуткий квартал, — сказала своему отражению в зеркале и яростно провела расчёской по вымытым влажным волосам, продирая пряди, больно дёргая их. — Завтра попрошу управляющего дать мне выходной, — бросила расчёску на стол.
Прошла к постели, откинула край одеяла, забралась под него и, укрывшись, закрыла глаза.
А что если уже поздно? И Шени уже никогда не вернуть? Лучше забыть о нём.
Я застыла от этой пугающей мысли.
Ну нет, как я могу забыть?! Да мне жизни не будет, если я его оставлю в беде! Нельзя отчаиваться!
Я повернулась на бок, натянув на себя одеяло. Совсем некстати в памяти всплыло воспоминание о рен Энварде. И хотелось накрыться с головой от стыда. Жар потёк по щекам и губам.
Это неслыханно! Я едва не поддалась этому странному порыву. Но вовремя опомнилась. Не хочу, чтобы мой первый поцелуй был с этим высокомерным индюком, которому никто не щипал хвост!
Что он вообще о себе возомнил? Думает, что если подвозит меня, значит, я должна расплачиваться собой? Я его не просила о такой любезности, в которой он быстро нашёл выгоду. И эти едкие слова, когда говорил, что я позволяю другим касаться себя. Мерзавец!
