тренера и сотрудниками клуба, он наблюдал за пасами, пробежками, ударами, обсуждая действия отдельных игроков и команды, указывая на ошибки, подбадривая или критикуя игроков и тренеров. Конрад Хантер и его брат Эммет владели 90 процентами акций клуба. Остальные десять процентов делили между собой Б. А. и Клинтон Фут.
Глубоко религиозный человек, Хантер каждый день ходил в церковь Святого Сердца, в двух кварталах от стадиона, и обсуждал с монсиньором Твиллем самые разные вопросы — от спасения души до покупки хорошего защитника. Твилль был приветливым грузным священником лет шестидесяти. Он ездил с командой на каждый матч, и Хантер часто обращался к нему с просьбой «сказать несколько слов для вдохновения игроков независимо от их религиозной принадлежности» перед особо важными играми.
В трудные для команды времена ходили слухи, что отцу Твиллю было нелегко объяснить Господу тонкости эшелонированной атаки.
Я взглянул через пенящуюся воду на ноги, которые только что разглядывал Хантер. Тонкие белые шрамы были едва заметны. Не считая длинного шрама на колене, напоминающего об операции после обширного разрыва связок, вокруг коленной чашечки виднелись три небольших надреза. Они были нужны для того, чтобы легче удалять кусочки суставных хрящей, время от времени отрывающихся под чашечкой. Бежишь на полной скорости и вдруг в коленный сустав попадает кусок хряща размером с монетку в двадцать пять центов — от боли и собственное имя забываешь. К счастью, это случалось во время матчей всего дважды, и мне удавалось выдавить их из сустава прежде, чем кто-то успевал заметить.
Шрам вокруг голеностопа был результатом сложного перелома со смещением кости, произошедшего из-за глупого столкновения со свободным защитником нью-йоркской команды и штангой ворот на стадионе «Янки». Ни защитник, ни штанга не пострадали.
Встав в ванне, я взял полотенце из стопки, лежащей рядом на скамейке. Ноги все еще болели. И то место в нижней части спины, куда врезалось колено линейного защитника, пульсировало острой болью. Придется снова принять кодеин.
Во вторник мы просматривали фильмы, снятые на матче в воскресенье. Сидеть в темном зале на холодном металлическом складном кресле и видеть, как твоя ошибка мелькает на шестифутовом экране вперед, назад, в замедленном темпе и останавливаясь в стоп-кадре, было мучением. Каждый неудачный шаг, падение, упущенный мяч тщательно рассматривались и анализировались. И монотонный голос Б. А. мог самых сильных мужиков превратить в трусов.
— А теперь вот что посмотрим. — Б. А. прокрутил ленту обратно, так что игроки пролетели в воздухе и встали на ноги, образовав нашу наступательную линию, приготовившуюся к схватке.
— Ричардсон, о чем ты думал в этот момент? — Тренер остановил фильм, едва игроки сделали шаг вперед. Томас Ричардсон занимал место получетвертного. Непокорный чернокожий в этом эпизоде заменил Энди Кроуфорда. — И чем ты, интересно, думал?
В темноте раздался нервный смех.
— Да, сэр, — сказал Ричардсон. — Я не был уверен, мне казалось…
— Ты знаешь, что надо делать, когда кажется, — перебил его Б. А. и снова пустил фильм. Ричардсон не понял плана атаки и не успел поставить заслон бегущему крайнему линейному. Главный тренер молча прокрутил эпизод пять раз. Тишина была мучительной.
Мне нечего было беспокоиться в первой половине фильма, потому что меня выпустили на поле только в четвертом периоде.
Б. А. придерживался мнения, что во время просмотра нужно отмечать только ошибки, а «за хорошую игру нам платят». Он также считал, что игроки «должны знать, кто подвел команду» во время матча.
Мой перехват мяча в прыжке прошел почти незамеченным, хотя некоторые из игроков не удержались от вздоха восхищения. Я покоился на облаке удовлетворения собой, фильм почти уже кончился, когда от голоса Б. А. все внутренности у меня свело вдруг.
— Эллиот, — сказал он негромко. — Погляди-ка.
Мы наклонились, готовясь к атаке крылом. Я стоял в двух ярдах от правого края. Мне нужно было поставить заслон крайнему линейному и дать возможность Энди Кроуфорду обойти его с внутренней стороны.
— Ты даешь ему возможность выбрать позицию, — прокомментировал тренер мои перемещения и стойку возле огромного линейного, намеревавшегося достать Энди. Я стоял почти выпрямившись. Это было опасно.
— Видишь, что происходит, когда начинается звездная болезнь, — холодно заметил Б. А.
Я позволил линейному подойти слишком близко, он схватил меня за щитки на плечах и стал толкать перед собой, прикрываясь и ожидая нужного момента, и когда Кроуфорд попытался обойти его, гигант-линейный оторвал меня от земли и телом моим сбил Энди. Это было унизительным зрелищем. Глядя, как противник размахивает мною, словно бейсбольной битой, весь зал покатывался от хохота.
— Я не вижу ничего смешного, — холодный голос Б. А. восстановил тишину. — Подобная глупость может стоить нам чемпионского звания. И десятков тысяч долларов.
Он прокрутил сцену пять раз. Она начала походить на отрывок из балаганного спектакля.
Просмотр фильмов завершился, и в зале зажегся свет.
— Теперь, — Б. А. вышел вперед и повернулся к нам, — внимание! Всем быть на поле в трусах и шлемах. Разминка и силовые упражнения через десять минут. Сталлмон, останься, я хочу поговорить с тобой.
Мы пошли к своим шкафчикам, а Сталлмон, полузащитник, игравший в команде третий год, остался сидеть.
В раздевалке заведующий снаряжением очищал шкафчик Сталлмона. Мы молча переглянулись.
— Карта и сэндвич на дорогу, — пробормотал кто-то едва слышно.
Когда мы вернемся в раздевалку после тренировки, Сталлмона уже не будет.
— Приготовились… Начали! Раз… два… три…
Двадцать лиц налились кровью от напряжения (точнее, девятнадцать — я притворялся). Команда принялась за парные упражнения. Процедура была простой: десять секунд упора или тяги с преодолением сопротивления, чтобы истощить отдельные группы мышц, затем еще десять секунд движений для укрепления мышц. Всего было пятнадцать различных упражнений. Подобная разминка использовалась перед тренировками во многих командах национальной футбольной лиги.
— Восемь… девять… десять… закончили!
Максвелл отпустил канат, и я, изображая, что напрягаюсь изо всех сил, начал проделывать серию движений. Мы с Максвеллом на разминках и тренировках чаще всего были партнерами и давали друг другу возможность сачкануть, лишь делая вид, что затрачиваем огромные усилия.
Раньше Б. А. использовал другую систему разминки и укрепления мышц. Мы работали с тяжестями и глотали кучу разных витаминов и стероидных препаратов для наращивания мышечной массы. Но после того как у двоих игроков обнаружили камни в почках, а третий начал мочиться кровью, тренер отказался от этой системы.
— Следующее положение. Приготовились… Начали! Раз… два… три…
Мы с Максвеллом сдерживали дыхание, отчего кровь приливала к лицам, со стороны казалось, что мы вот-вот лопнем от напряжения. Когда эта часть разминки завершилась, мы даже не вспотели.
Затем были гимнастические
