сортир!‥
…Если спуститься по длинной и узкой Литейной улице, где под ногами скрипят деревянные ступеньки древних лестниц, а из темных дверей опиумных притонов на вас без всякого выражения на морщинистых лицах глядят старые китайцы, кажущиеся одинаковыми как брелоки-нэцке вышедшие из-под руки одного резчика, потом срезать через Горчичный переулок (там вам обязательно попробуют продать «синюю пыль» или прессованный гашиш), а потом немного пройтись по Проспекту Науки, то вы окажетесь на удивительно чистой маленькой площади, окруженной со всех сторон разнокалиберными торговыми лавками и ресторациями. И как раз между «Сытой свиньей» и «Королевским Кубком» вы увидите ее — Академию Других Наук.
Это поразительно непримечательное здание: узкий дом в четыре этажа с аккуратным крылечком на которое ведет лестница в десять ступенек, стеклянными дверями-«вертушками» и плоской крышей, на которой, присмотревшись, можно увидеть несколько строгих кирпичных дымоходов. Узкие окна всегда чисто вымыты и плотно занавешены тяжелыми желтыми шторами. Зимой их иногда кто-то меняет на синие, но кто и когда — непонятно.
Лишь подойдя вплотную можно заметить одну странность: белые стены Академии — не кирпич. Это также и не штукатурка; материал не имеет видимых швов и слегка поблескивает на солнце. На ощупь эти стены всегда одинаковы: маслянисто-глянцевые и чуть теплые. И лишь потом вы запоздало понимаете — это тот же самый материал, из которого выстроена Белая Башня.
…Фигаро немного постоял на крыльце, глядя на дверь и пытаясь что-нибудь разглядеть сквозь стеклянные панели. У него ничего не получилось; никогда и ни у кого не получалось. Сразу за порогом был виден кусочек ковровой дорожки, а дальше все терялось в сером полумраке.
Он вздохнул и шагнул вперед, толкнув дверь-«вертушку», чувствуя себя при этом до жути странно: в последний раз он был здесь давным-давно. Он выходил из этих дверей сжимая в руке свежий, еще пахнущий типографской краской диплом, яркое солнце позднего мая отражалось в лужах, а на душе было удивительно спокойно: все экзамены сданы, все бумаги подписаны, рекомендательное письмо комиссара Пфуя лежит в кармане и все дороги открыты. Будущее казалось тогда простым и понятным как золотой империал: сперва три месяца стажировки в ДДД, затем курсы, распределение и, возможно, заветная «корочка» следователя… А за углом уже печатали шаг солдаты, гремели по брусчатке гусеницы паровых самоходок волокущих дальнобойные орудия и мальчик-газетчик кричал, стоя на перевернутой бочке: «Рейх уже в Варшаве! Война неизбежна!»
…Изменчивый Зал встретил следователя мягкой полутьмой и ароматами ладана и мирры. Ботинки Фигаро утонули в ворсе ковра; легкий ветерок налетел откуда-то сверху и, растрепав волосы, улегся под ноги почти неслышным сквозняком.
Сегодня Зал был огромен. Серые стены темного камня испещренные высокими готическими арками фальш-окон, на подоконниках которых горели тысячи рыдающих воском свечей, поднимались вверх, к гигантскому куполу витражного стекла, лившего в зал торжественный радужный свет. На первый взгляд до купола было версты две, и Фигаро знал, что это вполне могло быть именно так — Зал умел и не такое.
Витраж купола был довольно красив: рыцарь повергающий дракона широким мечом (меч был изображен слишком схематично и больше напоминал расплющенный паровым катком столовый нож). Рядом стояли, благожелательно взирая на рыцаря, несколько инквизиторов в синих сутанах — такие, кажется, носили лет сто назад.
Фигаро сосредоточился, и через пару минут ему удалось превратить высокого витражного инквизитора с длинным благочестивым лицом в жирную крысу облаченную в кожаную куртку и мотоциклетные краги. Это было даже не колдовство в полном смысле слова; Изменчивый Зал был просто психочувствительным эфирным вихрем и менять его форму и размеры было излюбленным занятием первокурсников.
«Ладно, — спрашивал следователь Артура вчера перед сном, — допустим, Зал — просто эфирный вихрь, размеры которого изменчивы, реагирующий на мысли тех, кто находится внутри. Допустим. Тогда почему Зал меняется сам по себе?»
«Не меняется, — лениво зевнул призрак, листая тоненький том «Астроматики для первых курсов», — а возвращается к конфигурациям по умолчанию. В основном, всякие церкви, храмы, замки… У Морганы не было времени заморачиваться на скрин-сейверы. Вообще Зал — неудачный эксперимент. Мы думали собрать на его основе всю Академию, но потом поняли, насколько неудобным будет иметь изменчивую структуру в плане унификации учебного процесса, поэтому просто влепили «костыль» не дающий Залу меняться как попало, и вернулись к проверенным технологиям Башни… А ну спать! Быстро! Час ночи!»
…Людей в Зале было немного. Фигаро заметил только одинокую фигуру в фиолетовой робе деканата спешащую куда-то с тонкой папкой в руке, стайку желтых накидок у стены — первокурсники — и…
Ну, конечно. Администратор Анна в кресле за низкой деревянной стойкой.
И Анна, и стойка не менялись несколько сотен лет. Администратору на вид можно было дать лет тридцать: прямые светлые волосы, собранные на затылке в «конский хвост», очки, строгие, холодные глаза, прекрасные как синий горный лед, умопомрачительная грудь, едва прикрытая белой рубашкой, ярко-алые ногти. Анна сидела в кресле с высокой спинкой, которое, как говорят, тоже ни капли не изменилось с тех пор, как была построена Академия.
— Добрый день, господин Фигаро. — Анна постучала карандашиком по поверхности стойки и откуда-то — похоже, что из воздуха — достала несколько мелко исписанных листов бумаги. Листы были желтыми от времени и плотно заляпаны синими кляксами печатей и штампов. — Перевод на второй курс? Отлично. Прошу ваши документы.
Следователь (точнее, студент второго курса АДН) Фигаро протянул администратору студенческий билет и направление о переводе. Ни одна фальшивая бумага не прошла бы через Анну, но направление было подписано самим Пфуем,
— Так, — администратор скользнула холодным взглядом по документам (ее способность прочесть несколько листов за секунду всегда поражала Фигаро, да и не только его), — похоже, все правильно. Возьмите вашу робу — откуда-то сверху, из пустоты, на стойку шлепнулся бумажный сверток, перетянутый вощеной бечевой — и следуйте в два-сорок-цэ. Первая пара — сопромаг — начинается через двадцать минут. Еще вопросы?
— Э-э-э… Нет. — Следователь смущенно помотал головой. Похоже, его робость перед администратором тоже была неподвластна времени. — Спасибо.
— Всего доброго. — Анна тут же потеряла к Фигаро интерес, уткнувшись в стопку документов, лежавшую перед ней на стойке.
«Фигаро! — голос Артура громом ударил в голове следователя. — Как слышно?»
— Нормально, — Фигаро поморщился. — Только убавьте громкость.
«Так лучше? — грохот стал тише, превратившись в приятное шуршание на границе восприятия. — И не говорите вслух, а то, чего дорого, подумают, что вы псих какой».
«Понял», — следователь разорвал бечеву на пакете и, достав новенькую темно-зеленую робу, накинул ее на плечи на манер плаща (так, вопреки