их дальше. Просмотрев жалобы, Марк отметил, что одна из них подписана его хорошим знакомым, бароном де Сансоном, матушка которого всегда была не слишком любезна с незваными гостями, но это конечно не служило оправданием неуважительного к ней отношения.
Взяв жалобы, он спустился в камеру для допросов, вызвал клерка, чтоб тот вёл протокол, и велел привести де Клюни. Тот явился вскоре в сопровождении тюремщиков и был при этом помят, напуган и к тому же зол. Он напомнил Марку бродячего пса, который бросается на прохожих и при этом боится, что его огреют палкой.
— В чём дело, господин граф! — едва не с порога закричал де Клюни. — С чего это вашим людям взбрело в голову врываться в мой дом, хватать и тащить меня по городу, чтоб засунуть в каменный мешок? Ваш произвол возмутителен! Не забывайте, что я — сын графа, а не какой-то нищий бродяга! Я имею право на небольшой отдых после праздника? У меня раскалывается голова, и я не желаю говорить с вами, пока меня не освободят и не дадут выспаться!
— Заткнитесь, де Клюни, — с некоторой угрозой проговорил Марк. — Если у вас после вчерашней пьянки болит голова, я вызову палачей, и они засунут вашу голову в чан с ледяной водой. Считается, что это — лучшее средство от похмелья. А после вас отведут в камеру, но не в ту, чистую и просторную, где вы могли спать на кровати, а вниз, где вы вдоволь отоспитесь, лёжа в грязи, а по вам будут бегать крысы!
— С чего бы вам так обращаться со мной? — слегка сбавив тон, спросил де Клюни. — Я же дворянин и к тому же сын графа.
— Я уже слышал это, но вы подозреваетесь в убийстве приближённого короля, а потому церемониться с вами никто не будет.
— Какого ещё приближённого? — испугался де Клюни. — Я никого не убивал! Это могут подтвердить мои друзья, в том числе кавалер де Лапорт. Как вам известно, он друг короля и…
— И его смерть карается по особому закону, — кивнул Марк. — Именно о нём я и говорил. Утром его нашли мёртвым и, возможно, вы — последний кто видел его живым, а потому именно вы и являетесь, скорее всего, его убийцей.
— Де Лапорт мёртв? — возопил де Клюни, и его голос в этот момент напоминал козье блеяние более, чем когда он изображал это животное. — Неужели? Да когда мы расстались, он был жив и здоров! Это могут подтвердить…
— Когда вы расстались? — перебил его Марк.
Де Клюни с готовностью открыл рот, но потом закрыл его, и на его посеревшем от ужаса лице отразилась напряжённая работа мысли.
— Когда же мы расстались… — бормотал он. — Вот ведь незадача! Я не помню, когда он отстал от нас. Мы шли по Дороге роз, заходили в дома к знакомым, пели куплеты, пили, волочились за дамами… Когда же он ушёл? Не помню. Хотя, я хватился его у де Патри. Этот мерзавец сказал, что не понял, что у меня приставная голова, потому что с ней я выгляжу точно также, как и без неё, — абсолютным козлом. Я хотел задать ему взбучку, но к нам бросились его братья и лакеи, я обернулся, чтоб позвать друзей на драку и… Да, вот тогда я и подумал, что Оноре сбежал и бросил нас перед лицом врага! До этого я был уверен, что он где-то рядом. Но, клянусь, когда он ушёл, мы всё ещё были все вместе на Дороге роз! После де Патри мы ещё зашли в два или три дома и после этого разошлись.
— Значит, вы не заметили, где он отстал от вас?
— Нет! Я уже опьянел, было так весело и шумно. Я не слишком обращал внимание на своих приятелей, даже если кто-то из них отстал по дороге, какое мне дело?
— Кто был с вами, когда вы решили разойтись?
— Де Вьен, де Говерн и де Ривер. Кстати, маленького барона де Жюи и де Лакомба с нами тоже уже не было! Может, кто-то из них ушёл с Оноре и убил его?
— С чего бы?
— Кто знает, — нерешительно пожал плечами де Клюни. — Может, они поссорились?
— Теперь скажите, в каких домах вы побывали?
— Что, перечислить все? — узник мучительно наморщил лоб. — Я не упомню и половины. Под конец мы просто видели крыльцо, поднимались и колотили в дверь. Нас впускали или не впускали… Я не запомнил ни одного лица, все были в масках.
— И везде вас угощали?
— Конечно! Мы задерживались только там, где был маскарад. Мы пели куплеты и острили, а нам несли вино и закуски.
— Как вам подавали вино?
— Где-то нас приглашали за стол и наливали там, а иногда выносили кубки на подносах.
— Было ли так, чтоб вам подавали кубки в руки?
Де Клюни задумался, старательно пытаясь вспомнить.
— Может быть, но только когда снимали их с общего подноса.
— То есть вы все ели и пили одно и то же?
— Наверно… Ваше сиятельство, — он уныло взглянул на Марка, — я уже не помню, как добрался до дома, а вы хотите, чтоб я помнил, кто совал мне в руки кубок. Мы приходили, но не стояли, как бродячие певцы, распевающие гимны. Мы тут же расходились по залу, любезничали с дамами, шутили, болтали. Потом кто-то из нас кричал: «Дети Коломбэйна, пора в путь!» и мы уходили. Мы даже не ждали отстающих, уповая на то, что все мы свободные люди, и коль отставший захочет, он нас догонит.
— Ладно, возвращайтесь в камеру и отсыпайтесь. Если что-то вспомните, скажите тюремщику, и он мне передаст.
— То есть, вы оставите меня за решёткой?
— Пока я не удостоверюсь в том, что вы невиновны, вы будете сидеть под замком, — отрезал Марк и с мстительным удовольствием добавил: — Я не хочу отвечать за побег убийцы друга короля!
Уныло стенающего де Клюни увели, и следом привели де Вьена. Тот и не думал угрожать и возмущаться, и сразу же изъявил желание содействовать расследованию тайной полиции.
— Расследованию чего? — уточнил Марк.
— Понятия не имею, но готов содействовать! — выпалил молодой человек. — Не зря же меня заперли в тюремной камере. Но уверяю, я ни в чём не виноват!
— Правда? А мне передали три жалобы на то, что вы вчера вторгались в дома придворных и оскорбляли их. К тому же в доме Вилларе вы устроили разгром, избили слугу и угрожали последующей расправой семье хозяина.
— Ах, это… Он был груб, а его жена дала пощёчину де
