Лугальбанда, скрепя сердце, согласился, после чего друзья еще с полчаса беседовали на сугубо профессиональные темы. Маг-эксперт ничего более сообщить о загадочных предметах не смог. Правда, поворчав немного, пообещал выяснить личность зловещего Ошеа Бен-Апсу.
– Как ты думаешь, – задумчиво спросил Ницан, – хранят ли толкователи копии расшифрованных сновидений?
Лугальбанда пожал плечами.
– Зависит от того, в каком храме дело происходило, – ответил он. – Некоторые хранят. Но редко. Ты ведь не забывай: сны приходят из Страны мертвых, а Эрешкигаль, – тут Лугальбанда на всякий случай очертил вокруг себя магический круг, – Эрешкигаль не любит, когда ее имущество долго хранится в чужих руках. Но даже если интересующее тебя толкование жрецы сохранили: что ты надеешься в нем узнать? Ты же не специалист. Да и специалисты зачастую больше надеются на собственную интуицию, нежели на профессиональные знания. Очень тонкая это штука – толкование чужих снов, – заключил маг-эксперт. Ницан с ним согласился.
В заключение, прочитав несколько заклинаний на староаккадском, с вкраплениями слов на непонятном Ницану языке, Лугальбанда выполнил свою часть обещания – расколдовал полицейский жезл, принадлежавший частному детективу, а затем снял заклятье, трансформировавшее напитки, которые Умник таскал с Изнанки Мира своему хозяину. Тогда Ницан торжественно вылил остатки лагашской в раковину, стоявшую в углу кабинета, а пустую бутылку аккуратно положил в корзину для мусора.
Теперь можно было возвращаться домой. Ницан попрощался с Лугальбандой.
Выйдя из кабинета, он стал свидетелем интересного зрелища. Два патрульных полицейских – один человек и один голем – бережно несли кого-то. Судя по видавшему виды платью – бродягу или даже нищего. Тот безмятежно спал, с блаженным выражением лица.
К груди бродяжка прижимал кошелек, показавшийся Ницану знакомым.
– Стоп! – воскликнул он, бросаясь к патрульным. Те остановились. – Ребята, – сказал Ницан, – а это мой кошелек.
Он протянул было руку, но тут же получил неслабый удар дубинкой по пальцам.
– Честное слово, – воскликнул Ницан, пряча обе руки за спину. – Минутку! Подождите минутку, у меня есть доказательства!
Патрульные тотчас сгрузили спящего воришку на пол. Голем просто замер, а вот патрульный-человек героически боролся с дремотой.
Пришедший по зову сыщика Лугальбанда проверил жезлом кошелек и подтвердил: это действительно собственность частного детектива Ницана Бар-Аба.
– А ведь на нем, по-моему, остались те же лохмотья снов, что и на прочих предметах, – заметил маг-эксперт, вручая Ницану кошелек.
– Разумеется, – откликнулся Ницан, пряча кошелек во внутренний карман куртки. – Он же лежал рядом со свертком… Но теперь-то мне это ничем не грозит. Спасибо, Лугаль!
Ницан вышел из полицейского управления в заметно улучшившемся состоянии духа. Оглядевшись по сторонам, он решил не испытывать более судьбу и неторопливо побрел в сторону Оранжевой улицы. Солнце уже клонилось к горизонту, от домов и деревьев потянулись тени, а легкий ветерок с моря как нельзя точно предупреждал о близившейся вечерней прохладе.
Дома Ницана ждал малоприятный сюрприз. Проходя мимо зеркала, он машинально бросил взгляд на свое отражение. И остолбенел.
Отражение выглядело совсем не так, как отражению полагалось. В зеркале Ницан-двойник стоял, вольготно прислонившись к стене. По небритому его лицу блуждала совершенно идиотская, по мнению оригинала, улыбка, а мутный взгляд никак не хотел встречаться с взглядом Ницана.
Пока Ницан стоял перед зеркалом, внимательно в него вглядываясь, отражение ухитрилось по меньшей мере дважды осесть на пол, а затем подняться по стеночке – все с той же глуповатой улыбкой.
Вновь обретя дар речи, Ницан рявкнул:
– Умник! Твоя работа?!
Мог бы и не спрашивать. Ясное дело, никто, кроме маленького рапаита, не накачал бы вот так зеркального демона. Собственно, никому бы и в голову не пришло.
Умник виновато развел лапами – дескать, ну, да, моя работа, чья же еще. Ницан понял, что коварство Лугальбанды вывело рапаита из душевного равновесия. Чтобы вновь его обрести, он, похоже, весь день поил Красавчика винами, настойками, пивом, брагой и тому подобным – что и привело, в конце концов, к увиденному Ницаном плачевному результату.
Ницан вновь подошел к зеркалу и, подбоченился и вперил грозный взгляд в собственное нашкодившее отражение. Отражение (то есть, девек Красавчик) попыталось собрать разбегающиеся глаза, чтобы смотрели они в одну точку – на Ницана. Это девеку удалось с трудом. Некоторое время Ницан и лже-Ницан бессмысленно таращились друг на друга, будто мерились силою глаза. Спустя какое-то время сторонний наблюдатель обнаружил бы, что взгляд оригинала несколько смягчился и как бы обрел слегка рассеянное выражение, в то время как взгляд отражения стал более концентрированным. Да и глуповатая улыбка с физиономии отражения исчезла.
Постояв еще какое-то время, Ницан почувствовал себя расслабленно-благодушным. Махнув рукой, он отошел от зеркала, чувствуя во всем теле пьяную мягкость. Покачиваясь, добрел до кровати, аккуратно расшнуровал ботинки. Кое-как стянул с головы шапочку. Это было последнее, на что у него хватило сил. Ницан опрокинулся на спину и тут же уснул.
Рано утром его разбудил разбойничий свист. Он вскочил, отупело уставившись на голубоватый призрак мага-эксперта, качавшийся в полуметре от пола. Ницан вскинул было руку, чтобы серией неприличных, но очень эффективных жестов (новомодная северная магия) изгнать непрошенного гостя. Но вовремя вспомнил, что Лугальбанда терпеть не может современных коммуникаторов и предпочитает общаться на расстоянии по старинке – в образе призрака.
Призрак щелкнул пальцами, и прямо на одеяло Ницану спланировал листок бумаги. Это оказался список всех Ошеа Бен-Апсу, какие обитали в Тель-Рефаиме и окрестностях.
– Вот тут, – замогильным голосом произнесло привидение, – живой. Видишь – один-единственный. Можно сказать, тебе повезло. Но учти: кроме него есть еще скончавшиеся за последние сто лет Ошеа Бен-Апсу. А их не так мало – сорок семь покойников.
Далее раздался пугающий вой, резкий свист, зловещий хохот, затем громкий хлопок – и призрак мага-эксперта исчез.
Ницан озадаченно присвистнул. Подозреваемых оказалось больше, чем он предполагал. Несмотря на то, что самому Ницану не доводилось сталкиваться с преступлениями, совершенными покойниками, он знал, что такое случается. Не очень часто. Но и не настолько редко, чтобы исключить возможность.
Все же он решил начать с живого Ошеа Бен Апсу – благо тот был всего лишь один. Ницан очень надеялся, что он-то и окажется искомым – ему не улыбалось обращаться к некромантии и вести посмертное дознание сорока семи покойников, носивших при жизни имя Ошеа Бен-Апсу. Живой Ошеа, согласно полученной сыщиком информации, обитал в Доме призрения для одиноких мужчин. Сам Дом Призрения опекался храмом Эрешкигаль Милосердной. Несмотря на вроде бы безопасную ипостась, в которой неумолимая повелительница Подземного мира обреталась в храме, Ницан побаивался отправляться туда. Он знал, что у Царицы Мертвых имелся изрядный счет к нему – как, впрочем, ко многим судейским и полицейским, по долгу службы вынужденным порою обращаться с ее подданными достаточно бесцеремонно. Впрочем, Лугальбанда утверждал, что все не так страшно, что Эрешкигаль – поборница справедливого воздаяния за грехи, а потому – милостива как раз к сыщикам, полицейским, судьям и экзекуторам. Разве они все не занимаются тем же самым – в этой, земной жизни? Ницан однажды спросил своего друга – откуда, мол, сведения? На что маг-эксперт уклончиво ответил, что он, мол, так думает. Из ответа Ницан сделал вывод, что Лугаль просто выдает желаемое за действительное.
