Внезапно выражение его лица изменилось. Резко. Казалось, что здесь, среди результатов оперативной работы за многие десятилетия, в глазах его вновь проснулся угасший было веселый огонек. Директор продолжал говорить, обращаясь к Браун, но уже не глядя на нее. Голос его звучал отрешенно.
— Поскольку все это является методами тех, кому мы противостоим.
Слегка вздрогнув, доктор Саунд как будто очнулся от захвативших его мыслей и снова посмотрел на Браун поверх своих очков.
— Таким вот образом. Я распорядился, чтобы содержимое вашего рабочего стола доставили сюда.
Браун взглянула на Веллингтона, замотала головой, а затем вновь переключила свое внимание на директора.
— Могу я хотя бы узнать, сколько будет длиться это мое «новое назначение»?
Бессрочно, — не задумываясь ответил тот. — Время, проведенное в архиве, обеспечит вам новый взгляд на вещи и послужит ценным жизненным уроком. И не нужно быть такой угрюмой. С вами же здесь будет Букс. А он один из наших, вы помните?
Теперь пришла очередь Букса непонимающе поднять брови. Что Саунд хотел этим сказать?
—А что касается вас, — теперь директор полностью переключил свое внимание на него, — то вам следует понять, что внутри министерства не может быть двух агентств. Мы все — один механизм, система винтиков и шестеренок, которая работает как единое целое, чтобы сохранить мир в условиях чрезвычайных обстоятельств. Вам нужно подняться над мелочными отличиями и кажущимися размолвками. И помните, что всех нас объединяет единое мировоззрение.
Мелочными отличиями? Кажущимися размолвками? Святой Юпитер, что он имел в виду?
— Вам нужно взаимодействовать с коллегами-агентами, и, особенно в свете вашей недавней дилеммы, нам может потребоваться человек, который подхватит ваше дело в случае, если с вами что-то произойдет.
Он отступил назад и внимательно оглядел их.
— Просто не верится, что мне удалось создать такое замечательное сочетание. — Директор сунул большие пальцы рук в неглубокие карманы своего жилета и удовлетворенно забарабанил пальцами по животу. — Удачи вам, агенты Букс и Браун. Хочется верить, что сегодняшний день станет началом чего-то необыкновенного. — Он развернулся и пошел прочь мимо полок с многолетней историей министерства. — Провожать меня не нужно. Я здесь хорошо ориентируюсь.
Веллингтон чувствовал себя брошенным на произвол судьбы. Так они и стояли с агентом Браун в полной тишине.
Ну, почти в полной тишине.
Кап...
Кап...
Кап...
— Господи, до чего меня раздражает это капанье! — внезапно вырвалось у Браун. — Откуда все это льется?
До ушей Веллингтона со стороны его рабочего стола донесся удар колокола. Аналитическая машина закончила заваривать его чай.
Глава 4,
где наш доблестный рыцарь картотек и каталогов предпринимает усилия по обучению и укрощению строптивой!
Веллингтон поднял глаза от своего письменного стола и прищурившись взглянул на сидевшую напротив него женщину. Прошла неделя. Всего одна неделя.
Сто шестьдесят восемь часов.
Десять тысяч восемьдесят минут.
Шестьсот четыре тысячи восемьсот секунд.
И Веллингтон Торнхилл Букс, эсквайр, прочувствовал каждую из этих секунд в полной мере. Включая выходные.
Он ломал себе голову, чем мог заслужить такое наказание. Он уставился на слова, которые записал в своем журнале всего несколько часов назад: «И все же, при всех моих достижениях и заслугах, я ловлю себя на том, что частенько задаюсь вопросом: “Если я такой жутко замечательный, тогда объясните мне ради бога, почему я продолжаю находиться здесь? Да еще и с ней?”»
«Все очень просто, — заметил его внутренний голос. — Ты был похищен. И тебе еще чертовски повезло, что ее не послали прикончить тебя на месте из опасения, что ты мог расколоться».
Он тут же отбросил эту мысль. Веллингтон знал свою ценность для министерства. Никто не мог сделать то, что делал он. Любому другому на этой должности понадобятся долгие годы, чтобы достичь его уровня осведомленности во всем этом хозяйстве. Нет, он был действительно незаменим.
Или все-таки заменим?
По позвоночнику вверх поползло неприятное напряжение, остановившееся у основания черепа на затылке, — предвестник надвигающейся головной боли.
Браун даже не удосужилась взглянуть на него, хотя Веллингтон прекрасно знал о репутации своего «взгляда поверх очков»: он обладал легендарной особенностью пронизывать окружающую атмосферу холодом, который мог бы вполне поспорить с промозглой прохладой подвала, где он был узником. Замотав головой, Веллингтон закрыл свой журнал в выемке внутри бухгалтерской книги, набрал код на замке, чтобы надежно запереть его и, поставив его обратно на полку рядом со своим столом, продолжил работу по оформлению экспонатов. Теперь это был набор небольших глиняных ваз, доставленных агентом Хиллом. На память пришло, как ему хотелось — в очередной раз — напомнить доктору Саунду о плачевном состоянии архива. Улучшения были обещаны Веллингтону еще несколько месяцев назад, но с тех пор так и не было предпринято никаких шагов для исправления ситуации. Он понимал, что другого места для архива просто не существует, и был согласен с тем, что этому учреждению требуется энергия; а какой источник энергии может быть лучше, чем Темза?
Однако же это было настоящим преступлением, что множество редких предметов старины и невосстанавливаемых документов хранились в условиях такой влажности, которая могла легко конкурировать с дождливым валлийским летом.
А затем он заметил еще одну вещь — постоянный гул генераторов министерства. Теперь он слышал только их. И не было больше никаких звуков, которые бы разбавляли его. Абсолютно никаких. Только низкое гудение их общего источника электричества.
— А куда делось капанье? — спросил он; казалось, что сейчас его голос звучит слишком громко для архива.
— Слава тебе, господи! Он все-таки живой! — насмешливо заметила Браун. — А я уже думала, что осталась совсем одна в скучище этой дыры!
Веллингтон на мгновение впился в нее глазами. Любое проявление пренебрежения в отношении архива он воспринимал как выпад против себя лично. Возможно, ему не следовало ожидать, что оперативный агент окажется чувствительным к такого рода вещам.
— Агент Браун, а вы заметили это? Капанье, оно...
— Пропало. Да. Я устранила это чертово подтекание на третий день своего пребывания здесь. Оно жутко действовало мне на нервы.
