сразу аккуратно сложить, чем потом, возвращаясь, обнаруживать комком на не самом чистом полу. Он обнял меня за талию, шагнул, и мы «ушли».
Возможность перехода в другой мир – она только на первый взгляд ах, какая замечательная и перспективная. Потому что откуда ты знаешь куда именно тебя занесет, причем вдруг. Вот шел ты по улице, и на очередном шаге – бац! И уже не дома, а неизвестно где. А там может быть что угодно. И кто угодно. Как тебе понравится угодить в действующий вулкан? Или, например, окажешься на глубине в пару километров – долго протянешь? А хоть бы и просто посреди моря – сумеешь доплыть до твердой земли? Но даже если и доплывешь – что дальше-то? Подкормить собой хищников? Поиграть в Робинзона Крузо? А и попадешь в относительно цивилизованный мир без одежды, документов и знания языка, какая тебя ждет судьба? Спасибо, если научат языку и дадут возможность влиться в общество, а могут и в рабы пристроить. Или еще куда похуже. А то и просто убить.
Не зря столько рассказов ходит о пропавших без вести. Если исключить чисто криминальные варианты, остаются как раз вот такие «пропаданцы». Но допустим, только допустим, что ты выжил и худо-бедно пристроился, обратно-то домой все равно хочется. И уж сколько я на Мираше, тьфу, на Земле читала книг о попаданцах, обратно получалось вернуться буквально у единиц. Но да, было одно исключение. Иногда появлялись Ходоки, которые могли регулярно переходить из своего мира в чужой и возвращаться обратно. А больше всего ценились те, кто мог с собой еще и проводить кого-то, их звали Проводники. И в последние где-то десять-пятнадцать оборотов я о Проводниках только слышала, а вот ни видеть, ни использовать их не доводилось.
А Вольд у нас, получается не просто Ходок, он, мать его, еще и Проводник. Понятно теперь, почему отец не рискнул с ним связываться, попробовал бы он Вольду угрожать, тот бы его вместе с собой на Землю и уволок, не моргнув глазом. Это для него мир родной, выкрутился бы, а что мой немолодой и больной папенька стал бы здесь делать без одежды, документов, знания языка и, самое главное, без доступа к родовой силе? А доступа за пределами Тиррольда к ней нет, уж мне ли не знать. Так что, говорите, делать? Вот-вот, и я о том же. Папаня и не стал рисковать. Но силен, однако, бывший знакомый, я и предположить в свое время не могла, что у него такие способности «прорежутся». Знала бы, может, и не стала торопиться принимать кардинальные решения. И был бы сейчас у клана Филинов новый «карманный» Проводник! Но сейчас-то что жалеть, будем существовать с тем, что есть.
Переходы… Я уже успела забыть, как после них бывает плохо. Во всяком случае, мне. Минут пять я сидела абсолютно голая на полу и меня рвало. Я давилась собственной слюной, желчью и украшениями. И только потом, отдышавшись, осмотрелась. А Вольду, как я погляжу, хоть бы хны, видать, натренировался постоянно «ходить». Вон уже и одеться успел, и даже дурацкую противогриппозную маску нацепил. Лучше уж маска, чем на рожу его кошмарную любоваться.
– Вот тебе одежонка, ванная влево по коридору, собирайся, поедем.
Гнус он, и одежду подобрал какую-то гнусную: растянутые спортивные штаны, старая застиранная майка, белье с цветочками (фу, мерзость!), дырявые носки и кеды. Все велико как минимум на размер-другой. Как там было в старом фильме? «Как-то тянет устроить скандал!»
– Я не буду это носить!
– Поедешь голая.
– И тут нас менты увидят, прихватят, и посмотрим, как ты с ними будешь объясняться!
– А не буду. Скажу, что подобрал проститутку и отдам тебя доблестным стражам правопорядка. И посмотрим, как ты с акцентом будешь с ними объясняться. Голая со всем отделением. Это, во-первых. Нету больше ментов, это, во-вторых.
– Как нету?!
– Отныне у нас полиция. Так что господа полицаи будут счастливы с тобой пообщаться во все дыры. Точно одеться не хочешь?
Гад, мерзавец, подонок, скотина, мразь! А напялить одежку придется, тут он прав. Мне в прихожей еще для полноты счастья и куртяйка флисовая перепала, тоже, надо заметить, древняя и страховитая на редкость. На улице нас ждал задрипанный жигуленок времён как говорится «Очакова и покоренья Крыма». Н-да, убожество-то какое, я аж не выдержала.
– Что, даже на приличную тачку не сумел заработать?
– Почему? Сумел. А эта… Это не моя, одолжил через третьи руки, покататься пару дней, дольше не понадобиться. Залезай.
Открыл дверцу водителя, уселся и начал прогревать мотор. Нет бы девушке пассажирскую дверцу открыть, манеры явно испортились. Пришлось самой.
– Так мы сейчас в клинику едем? Там, я надеюсь, мне дадут, наконец, нормальные шмотки?
– Какая клиника посреди ночи? Мы едем в Печатники.
– Ты живешь в этой жопе географии?
– Нет, это ты живешь в этой жопе географии. А я просто подкидываю тебя домой. Пристегнись.
Не понял, какое такое домой?
Чтоб поменьше слушать очередные Ли́скины претензии, выбрал в бардачке диск и вставил в магнитолу на проигрывание. Брутальный Тилль Линдеманн выдал свое коронное: «Bück dich! Das Gesicht interessiert mich nicht! [39]»
– Вот вечно ты какую-то гадость слушаешь! – сморщила нос Ли́са.
А что это мы вдруг так рок не любим, раньше вроде… ну, правильно, у нее ж в активе английский, а с немецким дальше знания слова «натюрлих» она не продвинулась, да и то, только потому, что в свое время посмотрела «Покровские ворота». Я даже звук погромче сделал и начал подпевать, уж больно эта песня соответствовала моему настроению и намерениям.
Der Zweibeiner hat sich gebückt,
In ein gutes Licht gerückt.
Zeig ich ihm was man machen kann
Und fang dabei zu weinen an.
Der Zweifuss stammelt ein Gebet
Aus Angst weil es mir schlecht ergeht.
Versucht er tiefer noch zu bücken
Tränen laufen hoch den Rücken.
Bück dich! Bück dich – noch einmal! [40]
– Заткни уже эту мерзость и нормально объясни, куда ты меня везти собрался!
– Сказал же, к тебе домой. Туда, где ты будешь жить.
– Так, я сейчас никуда не поеду, да еще скандал закачу такой, что все окрестные жители сбегутся!
– Ты заткнешься, пристегнешься и мирно поедешь по месту прописки. Иначе я тебя выкину из машины и тебе придется тащиться туда пешком. Ночью. Одной. Так понятно?
– А… клиника?
– Не
