волосы посветлее, чем у Эдди, и большая багровая родинка на правой скуле.
– Каким образом ты уверен?
– Да господи, Евгений…
Мужик распрямился, посмотрел на Мэриэлис, снова нагнулся и отнял у нее подушку.
– Как твоя женщина спит на кровати этой комнаты, Эдди?
Эдди взглянул на Мэриэлис:
– В рот и в ухо.
– Ты говоришь нам, девочка и твоя женщина это «случайно». Ты говоришь нам, они встретились на самолете – это только случайно. Твоя женщина здесь – это тоже случайно? Мы не любим такие случайно.
Эдди перевел взгляд с Мэриэлис на мужика (русский он, не иначе), а затем на Кья.
– Какого хуя эта сука здесь делает? – Словно Кья в этом виновата.
– Она нашла нас, – сказала Кья. – Она сказала, что знает кого-то в таксишной фирме.
– Нет, – покачал головой русский, – мы знаем кого-то в таксишной фирме. Это слишком много случайного.
– Но ведь теперь-то все в порядке, эта штука у нас, – вмешался Эдди. – Зачем усложнять ситуацию?
– Пожалуйста, разберись. – Русский потер правой рукой щеку, словно в надежде отшелушить родимое пятно. – Мы даем тебе изотоп. Ты хочешь узнать, есть изотоп, ты можешь тестировать. Ты даешь нам это. – Он пнул сумку острым носком сапога. – Как мы уверены?
– Евгений, – вздохнул Эдди, – ты должен знать, что подобные сделки неизбежно основываются на определенном доверии.
Русский задумался и упрямо покачал головой:
– Нет, основа не хорошая. Наши люди проследили эту девочку к большой рокерской команде. На что она работает, Эдди? Сегодня мы послали людей с ними поговорить, они бросились на нас, как долбаные волки. Одного из людей я еще недостаю.
– Да не работаю я на «Ло/Рез»! – взмолилась Кья. – Я просто состою в клубе. Мэриэлис подсунула эту штуку мне в сумку в самолете, когда я спала.
Масахико застонал, вздохнул и вроде бы снова отключился.
– Очухался? Мало было? Добавить? – Эдди угрожающе поднял руку с парализатором.
– Эдди, – сказала Мэриэлис. – Ты неблагодарное говно.
Она сидела на краю кровати, сжимала свою зажигалку двумя руками и целилась из нее в Эдди.
Эдди окаменел. Как струя мочи, посыпанная этим хитрым японским порошком.
– Вот это основа, – сказал русский.
– Господи, Мэриэлис, – затараторил Эдди, – да где ты взяла этот ствол? Ты хоть представляешь себе, насколько это незаконно, здесь, в Японии?
– Сняла с одного русского мальчика. Выходные отверстия размером с грейпфрут… – Мэриэлис говорила вполне нормально, безо всяких заплетаний языком, но вот в ее покрасневших, с набрякшими веками глазах было что-то определенно пьяное, устрашающе пьяное. – Ты думаешь, Эдди, что можешь так вот пользоваться людьми? Попользовался и выбросил?
Мэриэлис сковырнула левую туфлю носком правой, затем пальцами левой ноги – правую и встала. Чуть покачиваясь, однако зажигалка, которую она держала точь-в-точь как копы в телевизоре, двумя плотно сцепленными, вытянутыми вперед руками, оставалась направленной точно на Эдди.
В руке Эдди тускло поблескивал парализатор.
– Мэриэлис, – крикнула Кья, – скажи ему бросить эту черную штуку.
– Урони на ковер, и без резких движений, – сказала Мэриэлис, явно наслаждаясь, что вот, выпал и ей случай произнести эту тыщу раз по телевизору слышанную фразу, и произнести вполне серьезно, без шуток.
Эдди беспрекословно разжал пальцы.
– Теперь отбрось ногой в сторону.
Вторая половина той же фразы, подумала Кья.
Парализатор остановился в паре футов от ее коленки, рядом с так и подключенными к «Сэндбендерсу» гляделками. На черных, слепых стеклах гляделок выделялись плоские квадратики простейших видеокамер. Если она их активирует, то увидит с тараканьей точки зрения босые ступни Мэриэлис, ботинки Эдди, ковбойские сапоги этого Евгения и, может быть, щеку Масахико.
– Говно, – сказала Мэриэлис. – Говно неблагодарное. Убирайся в ванную.
Непрерывно удерживая Эдди и русского под прицелом зажигалки, она переместилась по широкой дуге, теперь открытая дверь ванной была прямо за их спиной.
– Я понимаю, что ты раздосадована…
– Говно. А говну, Эдди, место в сортире. Убирайся в ванную.
– Сейчас, сейчас.
Эдди вскинул перед собой раскрытые ладони, словно призывая ее к разуму и пониманию. И осторожно попятился. Русский последовал его примеру.
– Семь, – сказал Мэриэлис. – Семь трижды долбаных лет. Тогда, вначале, ты еще не был говном. С виду не был. Господи. Ты и все эти твои разговорчики по пижонскому мобильнику. Меня сейчас стошнит. Кто платил за эту долбаную квартиру? Кто покупал еду? А кто тебе, пижону сраному, покупал твои долбаные костюмы? Ты с твоим хитрым мобильником и твоим долбаным имиджем, и тебе ж, конечно, нужно иметь самый маленький мобильник, потому что член у тебя совсем не самый большой, уж это ты мне поверь.
Руки Мэриэлис начали трястись, теперь зажигалка казалась вдвойне опасной.
– Мэриэлис, – сказал Эдди, – ты должна понимать, что я прекрасно понимаю, чем я тебе обязан, сколько ты сделала для моего роста. Я не забываю об этом ни на секунду, ни на полсекунды и никогда, поверь мне, лапочка, никогда не забуду, а все это, это просто небольшое недоразумение, случайный ухаб на нашем с тобой, лапочка, жизненном пути, и если ты только перестанешь махать этим долбаным пистолетом и успокоишься, и мы с тобой выпьем, как разумные, культурные люди…
– Заткни ебало! – взвизгнула Мэриэлис, взвизгнула с такой пронзительной громкостью, что Кья всерьез испугалась за свои барабанные перепонки.
Рот Эдди захлопнулся почти со стуком.
– Семь трижды долбаных лет, – сказала Мэриэлис и повторила, как заклинание: – Семь трижды долбаных лет. Год за годом. И два из них здесь, Эдди, два из них здесь, мотаясь взад-назад, Эдди, и все это для тебя, и все для тебя. И всегда свет, здесь… – По щекам Мэриэлис покатились цветные от смытой косметики слезы. – Везде. Никогда не уснуть из-за этого света, как туман над городом… В ванную.
Мэриэлис шагнула вперед; Эдди и русский отшагнули назад.
Кья протянула руку и схватила парализатор, не совсем понимая зачем. Спереди у него были два тупых металлических зуба, а сзади, сбоку, красная рифленая кнопка. И поразительно легкий; в школе, у гопников, их самоделки из одноразовых фотокамер были куда тяжелее.
– И он всегда находит меня, этот свет, – пожаловалась Мэриэлис. – Все-гда. И все равно, что` я пью, сколько пью и чем догоняю. Он находит меня и будит. Взрывается из-под двери, как порох. И ничего с ним не сделаешь. Залезает в глаза. И вся эта яркость, сыплется…
Эдди был уже наполовину в дверях, а русский за его спиной, совсем в ванной, и Кья это совсем не нравилось, потому что рук его не было видно. Ванная почувствовала русского и защебетала птичьими голосами.
– И это ты затащил меня туда, Эдди. – Мэриэлис перестала жаловаться, она снова обвиняла. – А этот твой
