и с кем мы остаемся против лавочников? С Товизироном, герцог которого спать не ложится, если кого-нибудь не обманет? С Арендалем и его придворными ведьмами?»
«А зачем нам кто-то для союза против лавочников? — удивлялся Мерино. — После бунта шестьдесят девятого 41 у них ни армии, ни стен. Армия Императора может парадным маршем пройти по всем их городам, если они только осмелятся голову поднять!»
«Конечно, тут ты прав! — барон усмехался покровительственно, как при разговоре с ребенком. — Но из кого, позволь спросить, состоит армия Императора?»
«Бриллиантовая гвардия, фрейские войска и войска Императорского домена! — без малейшей паузы отвечал Мерино. Он прекрасно знал диспозицию сил и средств на случай вооруженного мятежа какого-нибудь владетеля. — И все расквартированы под столицей!»
«То есть около десяти тысяч конных и пеших воинов?» — продолжал улыбаться да Гора.
«Ну да! Этих войск вполне достаточно для подавления мятежа лавочников!»
«Для этого — безусловно! Но сколько выставит Карфенак? Арендаль? Товизирон? Табран, наконец? И самое главное — против кого?»
«Ну не против же императора…» — с сомнением тянет Мерино.
«Отчего же? — барон лезет в седельную сумку и, достав оттуда кусок вяленого мяса, отрывает от него кусок зубами. От этого его следующая фраза выходит не очень внятной. — Ведь император бросает в подвал своих вернейших союзников, так чего ждать его недоброжелателям?»
Мерино замолкает, понимая неоспоримость аргументов барона. И, принимая его правоту, с отвращением произносит:
«Политика!»
«Политика…» — эхом откликается призрак барона и неспешно истаивает в воздухе.
— Мери… тьфу ты! Федерико! — воскликнул Шустрый и указал на вырастающую из-за поворота корчму. — Тут заночуем иль дальше двинем?
— Тут, — откликнулся Праведник. — Следующая корчма далеко, до темноты не доберемся.
Владелец остерии, которого Мерино не видел уже больше года, остался таким же разговорчивым живчиком, что и был. Он лично проследил, чтобы за лошадьми «дорогих гостей» присмотрел мальчишка на конюшне, и тут же, чуть ли не под руки, потащил их в главный зал, сообщая о настойке на цедре лимона, что «уже заждалась», и погоде, которая того и гляди испортится. Корчма, простите, остерия, была практически пуста, если не считать троих изрядно хмельных кондотьеров, сидевших в самом углу зала и не проявивших никакого внимания к новым постояльцам.
Новых гостей хозяин усадил поблизости от барной стойки, как бы подчеркивая их важность для себя и своего заведения. Невысокого роста, с круглым и по-женски мягким лицом, он был так искренен в своем проявлении внимания, что Мерино немного оттаял. Окончательно же его душевное равновесие восстановилось после стопки замороженной до тягучего состояния настойки (пить нужно залпом!), которую хозяин подал путникам, пока он «быстренько соберет чего-нить перекусить».
Ледяной и безумно сладкий напиток приятной волной прокатился по гортани, ухнул в желудок и там расцвел ярким пламенем походного костра. Из головы моментально вылетело все, что мешало смотреть на мир чистыми и свободными глазами ребенка, даже цвета будто сделались ярче.
— Уфх! — восхищенно выдохнул Джул, опрокинувший в себя чарку вслед за Мерино. — Это что за нектар!?
— Я думаю назвать его лимончеллой, — сообщил хозяин, возвращаясь к их столу с заиндевевшей бутылкой этой самой лимончеллы и подносом с едой: хлебом, сыром, зеленью. — Удивительная настойка вышла, не правда ли, господа? А всего-то — очищенный пшеничный самогон, лимонная цедра и старый мед.
Господа шумно уведомили его, что настойка вышла просто великолепной, и в подтверждение своих слов приняли еще по одной порции, уже не заглатывая залпом, а цедя ее маленькими глоточками. Хозяин же, видя такой интерес к его продукту, и сам опрокинул в себя стопку, правда, предварительно глянув на кухню и сообщив, что его драгоценная супруга, считает, что он дегустирует свою новую настойку слишком уж часто. Нос трактирщика и правда имел отчетливый малиновый цвет.
За разговорами о новостях из столицы и поданным спустя некоторое время жаренным на углях мясом с специями путники вместе с хозяином заведения приговорили бутыль до дна. Правда, с появлением горячего явилась и супружница трактирщика, грозно на него глянула, и тот моментально покинул гостей, отговорившись какими-то срочными делами, о которых он, «дырявая голова», совсем забыл.
Слегка опьяневшие от сытного ужина и чудо-настойки, путники, откинулись на спинки лавок, предались пустой болтовне.
— Когда придет время уходить из гончих, — сообщил, обращаясь к потолку осоловевший Джул, — я бы тоже хотел встретить старость так: трактир, настойки и добрая женщина.
— Это она-то добрая? — тихонько хохотнул Мерино и на всякий случай глянул в сторону кухни. — Да она же мужика в латных рукавицах за причинное место держит!
— Ну а как иначе, Праведник, — отмахнулся от замечания старшего товарища Джул. — Ты представь: своя таверна или вот, как у него, остерия, куча собственной настойки и свободного времени. Без доброй женщины можно очень быстро спиться.
Мужчины согласно покивали этому философскому наблюдению. Дескать, да, с нами только так, иначе быть беде.
И никто, кроме Праведника, не заметил, как напряглись спины сидящих в зале кондотьеров после того, как Джул произнес его прозвище. Мерино в первую минуту даже не придал этому особого внимания, так, отметил необычность, не особенно вдумываясь. Но когда один из троицы по каким-то своим надобностям покинул товарищей и вышел на улицу, насторожился уже всерьез.
— Не думаю, что трактир способен приносить нормальный доход, — поддерживая беседу, заметил Мерино. — Если для души этим заниматься — да.
— Ну почему? — Джул, видимо, всерьез увлекся темой. — Себестоимость не слишком высокая, налоги раз в год и довольно небольшие. По продуктам можно с окрестными деревнями договориться, сущие гроши!
— И остаток жизни простоять у плиты! — ввернул презрительно Горота.
— Ну можно же повара нанять! Если грамотно все продумать — будет и свободное время, и денежки. Не богатство, конечно, но на жизнь будет хватать!
— Это смотря у кого какие запросы! Кому-то хватит, как вот ты описал, а кому-то и нет. — Мерино махнул рукой, невзначай указав на кондотьеров в углу. Потом положил на стол кулак и накрыл его ладонью другой руки, что на языке жестов дознавателей значило «засада». Затем с зевком прижал ладони к глазам, как если бы протирал их, и резко бросил ладони вниз: «валим и бежим».
— Надо до ветра сходить. — Он закончил пантомиму и встал из-за стола. Горота моментально поднялся следом, Джул, чуть замешкавшись, тоже.
— Хорошая мысля! — подыграл молодой дознаватель совершенно пьяным и усталым голосом. — Отлить — и баиньки! Зад мой хоть отдохнет от седла!
Проходя мимо столика с наемниками, Джул пошатнулся и с пьяным смехом повалился прямо на их столик. Вопль солдат удачи и пьяные извинения дознавателя прозвучали практически одновременно.
— Какого хрена ты творишь!
— Прошу… ик… меня простить, господа!
Ответить кондотьеры не успели — Горота и Мерино синхронно опустили на их затылки короткие дубинки. Два тела без звука рухнули на пол.
— Третий за подмогой пошел, — Мерино перешел на шёпот. На шум из кухни выглянул хозяин заведения. Мерино продемонстрировал ему золотой ори, который затем положил на стол кондотьеров, и прижал палец к губам. Трактирщик понятливо кивнул и скрылся на кухне. Мозг Мерино лихорадочно просчитывал варианты дальнейших действий.
Первый — вскочить на коней и бежать. Второй — устроить засаду на тех, кто охотился на них. Первый никаких особых проблем не предполагает, но имеет ряд минусов. Преследователи никуда не денутся, а дорога одна. Да и претило дознавателю бежать от неизвестных, привык уже, что бегают от него. Второй вариант, в случае удачной реализации, снимал все минусы первого, но был непрост в исполнении. Мерино не знал количества противников, их местонахождения и, главное, их возможностей.
Он коротко изложил свои соображения.
— Шансов немного, — шепнул Джул. — Надо уходить.
Горота только поддержал его кивком. Мерино не стал спорить, лишь с сожалением, но согласно кивнул. Шансов устроить засаду тем, кто устроил засаду им, и правда было мало.
— Тогда седлаем лошадок и выводим их за двор.
У них почти получилось. Тенями выскользнули из остерии, оставив на полу два бесчувственных тела наемников, незаметно вошли в конюшню. Уже вывели за двор лошадей, уже вскочили в седла, как
