уходит.
Проходят секунды и наконец мне становится больно. Тело снова становится моим, но в голове полный раздрай. Разум словно обдали горячим паром.
Я подхватываю пакеты и бреду на другую сторону через мостик. Больше никаких мыслей! Они такие тяжелые и непереносимые. По сравнению с ними пакеты с порошком как шарики, наполненные гелием. Ускоряю шаг, чувствуя, что больше не могу. Не знаю, взорвусь, распадусь, умру. До своей прачечной мне уже не добраться. Нахожу самый укромный уголочек, где кадки с растениями стоят плотнее всего, проскальзываю между ними и, бросив пакеты, пролезаю между панелями ограждения и сажусь на самом краю, свесив ноги с платформы. В другое время я ни за что бы не рискнула так сделать, но сейчас мне ни до чего. Кейт с ее упреками слишком сильно права и ее внезапно вылившееся презрение ко мне тоже право! Я не заслуживаю того, чтобы жить…
Я смотрю в бездну, и хотя с такого ракурса мне не видно ее черного прожорливого нутра, только уровни и уровни вниз, я чувствую ее. Ее прикосновение становится желанным, манящим, выбор в ее пользу кажется единственно правильным и закономерным. Я держусь одной рукой за перекладину и наклоняюсь вниз, почти соскальзываю. Стоит разжать пальцы и всего секунды освобождающего полета приведут меня к ожидаемому концу. Я чуть расслабляю пальцы, почти делаю это.
Как было бы славно! Не знаю, что останавливает меня и встает между нами. Отклоняюсь назад, прижимаясь спиной к ограждению, и вместо освобождения снова чувствую боль и жаркую удушливую пелену внутри. Достаю из кармана маленький сверточек. Внутри обломок лезвия, совсем маленький — его даже неудобно держать. Поднимаю рукав на левой руке и быстро провожу лезвием по коже чуть выше запястья. Сначала ничего не видно, и я провожу снова рядом, уже с большим нажимом. Потом еще и еще. Из всех царапин постепенно показывается кровь. Сама не замечаю, как меня отпускает.
Закрыв глаза, я сижу и думаю уже более менее спокойно, что же мне теперь делать с Кейт. Может быть, мне стоит пойти и отказаться от оранжевой карты, вернуться вниз, на нулевой. Не знаю, как это сделать, но знаю, что это в принципе возможно. Я могу отказаться от всего этого. Мы с Лексом теоретически могли отказаться уже тогда, когда Кейн безапелляционно заявил, что мы идем с ним. Как на практике, не представляю, но теоретически мы имели право отказаться. Сижу и думаю, хочу я этого или нет.
По руке ползет большая влажная капля. Такое впечатление, что это просто вода, но я точно знаю что это, но мне не верится. Открываю глаза, чтобы убедиться — действительно, собралась и ползет по коже большая капля крови. Последняя царапина оказалась глубоковата. Все вместе они немного саднят.
В этот момент слышу шаги позади себя. Они останавливаются совсем рядом. Осторожно оборачиваюсь, но мне за перекладинами и растениями ничего не видно. Остается надеяться, что меня саму тоже никто не заметит.
Прислушиваясь, постепенно понимаю, что рядом остановилась на перекур группа офицеров. Пить алкоголь стражам категорически запрещено, как и некоторые другие вещества. Но курить можно, что они и делают, и конечно, где же еще как не здесь!
То, о чем они говорят, мне в большей степени не понятно — какие-то имена, термины, сокращения. Между тем сидеть так, на узкой полоске за ограждением, вдруг резко становится неудобно. Пытаюсь, устроится получше и определить хотя бы, есть ли среди офицеров Кейн и его сероглазый друг. Замираю, когда действительно слышу знакомые голоса. Меня охватывает непонятное чувство.
— Ну что, будем мы с ней что-то делать? — интересуется кто-то из офицеров. Почему-то не уточняя, с кем именно, он хочет что-то сделать.
— Будем, — отвечает низкий голос сероглазого. Судя по интонации, он уже даже знает что. — Устроим обыск как положено.
— А там уже есть что искать?
— После выходного будет, — отвечает он уверенно.
Они продолжают что-то обсуждать, мимо меня в бездну летят окурки. Стараюсь не ерзать, и не выдать своего присутствия, но как же ж неудобно! Прям как с теми собаками ночью, прошу про себя: свалите уже! А они балакают чего-то и балакают, и новая порция окурков летит, чуть не падая мне на колени. Когда офицеры наконец уходят, все тело так затекло, что мне стоит большого труда пролезть обратно на платформу. Осторожненько выглядываю из-за цветов и подхватываю свои пакеты. А что если они их заметили, увидят меня сейчас с ними и догадаются? Волнуясь, мышкой проскальзываю через шлюз в зал к своим бездушным машинкам.
— Наконец-то можно пожрать нормально! — с этими словами следующим вечером Лекс влетает ко мне на склад. — Сам Самшество разрешило!
— Кто? — интересуюсь, отставляя корзину с бельем.
— Главнюк наш, — Лекс на секунду задумывается, но имя начальника учебки вспомнить не может, — короче, он практически во всеуслышание, то есть в общем чате, послал меня на ужин, так что если какой приказ придет, буду нагло игнорировать. Пошли.
Он хватает меня за руку, и я не без радости бегу за ним.
— Как твоя нога? — спрашивает Лекс, оборачиваясь на ходу.
— Прекрасно!
Нога болит, и я все еще прихрамываю, но и то и другое совсем не сильно. Главное, что мы приходим в столовую прямо в начале ужина, и в зале почти никого нет. Кроме того на раздаче вижу не одну из тех девчонок, от мести которых я счастливо ускользнула, а парня со вполне себе нейтральной улыбкой. С Лексом они уже хорошо знакомы, перекидываются парой слов, и ко мне в тарелку летит больше еды, чем я физически могу съесть. В заключение парень перебрасывает Лексу через витрину, за которой стоят чаны с сегодняшним съестным, огромное зеленое яблоко. Друг торжественно ставит его мне на поднос. Это моя первая еда за день, так что я вообще в восторге и поначалу даже не имею никаких претензий к тому месту, которое выбирает Лекс. В итоге мы оказываемся прямо по серединке зала. Но это ничего, можно быстренько все съесть и свалить.
Однако, как только мы усаживаемся за стол, в зале появляется группа курсантов. Среди них и Мин, и Крис. Слегка украдкой кошу на них взгляд.
После раздачи вся группа садится справа от нас и спокойно занимается своей едой. Только Мин крайне злобно зыркает в нашу сторону.
— Чего это он? — тихонечко спрашиваю у Лекса, старательно делая вид, что ничего не замечаю. Лекс, осклабившись, кивает Мину и тот, насупившись, отворачивается.
— А это он волнуется, что я тебе расскажу,
