– Обычно я принимаю душ перед сном. Тогда утром я только умываюсь.
– Действуй. Там все, что нужно.
– Да, – продолжает он, – но меня купает Флора.
– Флора тебя купает? В твои десять лет? – удивляется Мари-Клод.
– Что такого? Она у нас с тех пор, как я был совсем маленьким.
Разговаривая, он в беспорядке разбросал свою
одежду, и теперь раздетый ждет, чтобы за ним поухаживали, как каждый вечер.
– Послушай, – строго говорит Мари-Клод, – я тебя искупаю, но вначале ты аккуратно уберешь свои вещи в шкаф. Я тебе не няня.
Он удивленно, потом виновато смотрит на нее, быстро, беспрекословно подчиняется. Затем становится под душ. Мари-Клод берет мочалку и мыло, регулирует температуру воды и начинает его мыть, получая от этой процедуры неожиданное удовольствие. Заворачивая ребенка в полотенце, она невольно его щекочет. Он смеется. Она тоже смеется и несет его на руках к постели. Ничего подобного ей не приходилось делать с тех пор, как она два или три года назад укладывала спать свою маленькую племянницу.
Мари-Клод возвращается в ванную, чтобы заняться собой. Из туалетных принадлежностей у нее есть лишь губная помада, пудреница, дезодорант и маленький флакончик духов.
Фабиен восседает в кровати, рассматривая один из приготовленных для него детских альбомов. Когда появляется Мари-Клод, он бесцеремонно ее разглядывает.
– Ты жутко красивая, Мари-Клод, знаешь, – произносит он восхищенно. – Я думаю, еще красивей, чем моя мама. Во всяком случае, гораздо красивей, чем моя кузина Жюли.
– Ну ладно, пора спать. Если полиция разыщет нас сегодня ночью, надо быть в форме. И потом… может, нам удастся сбежать.
– Сбежать? – Голос у Фабиена совсем сонный. – А мне так хорошо с тобой.
Она чувствует, как он жмется к ней, обнимает мальчугана, прикасается губами к его волосам. Он спит.
Журналисты правильно сделали, засев на улице Берже, чтобы наблюдать за домом номер 45. Впрочем, они не единственные. Вокруг кишат полицейские, полные решимости схватить похитителей Фабиена, когда доктор Лефевр будет передавать им выкуп. Но доктор проявил скрытность. Все усилия комиссара Кро заставить его проговориться оказались напрасными. Он отрицал, что ему звонил кто-либо, кроме жены, отрицал, что им получены от бандитов инструкции, касающиеся выплаты какого-либо выкупа… И ежедневные газеты готовят заголовок для утреннего выпуска: «Тщетное ожидание у родителей Фабиена».
И все же журналисты не прогадали, поскольку в-23 часа 30 минут Рауль Фанжен, отец Арлетты Лефевр, покидает дом номер 45 на улице Берже. Несмотря на полицейских, устремившихся Фанжену на помощь, репортерам удается сунуть ему под нос свои микрофоны.
– Я провел вечер у своих детей, – -говорит он. – Моя дочь убита горем. Мой зять, доктор Лефевр, сохраняет присутствие духа. Похитители нам не звонили. Испытывая страшную тревогу, я как дедушка ребенка хочу обратиться к ним. Я умоляю их возвратить нам нашего мальчика, нашего Фабиена.
– Вы вернетесь на улицу Берже? – спрашивает один из репортеров.
– Не сегодня, – отвечает Фанжен. – У нас маленькая квартира в VI округе. Вернусь завтра. Если появится что-либо новое, дети сообщат мне по телефону.
С этими словами он садится в свою машину и уезжает. За ним следует полицейский автомобиль.
О чем Рауль Фанжен умолчал, так это о том, что в начале вечера он принес пятьсот тысяч франков в старых купюрах по сто и пятьсот франков. Это был его второй визит. Эдуард Лефевр, брат хирурга, и метр Риволле, адвокат и друг доктора, посетившие в этот день его дом, также принесли деньги, добившись от директоров соответствующих банков обещания молчать.
В полночь в столовой своей квартиры доктор Лефевр наливает себе приличную порцию виски со льдом и смотрится в зеркало, висящее над небольшим столиком. Он испытывает огромную усталость. Лицо осунулось. Он боится признаться себе в том, что его отчаяние проистекает не из любви к Фабиену. Ему хочется верить, что это чувство придет позднее. Сейчас же его волнует проблема технического порядка: надо заплатить вопреки зловещим предупреждениям комиссара Кро: «Уступив, вы играете на руку похитителям».
Хорошо ему говорить, комиссару. Не его сына похитили, и не его мучают радио- и телерепортеры, не его фотографию опубликуют газеты через несколько часов. Если он, доктор Лефевр, в ответ на требования преступников допустит малейшее колебание, вся Франция, возмутившись, назовет его недостойным отцом.
Расстегнув воротничок рубашки, развязав галстук, со стаканом в руке он направляется в спальню. Арлетта с покрасневшими глазами, распухшим лицом, выплакав все слезы, распростерлась на кровати в роскошном лазурно-голубом пеньюаре того же цвета, что и стеганое покрывало.
Стоя на пороге, слегка расставив ноги, Винсент Лефевр отпивает глоток виски. Эта женщина в этом пеньюаре среди этой роскоши – следствие в некотором роде его профессионального успеха.
Ради этого успеха Винсент Лефевр пожертвовал своей молодостью. Еще в юности, учась в лицее, он решил стать хирургом. Трудился как бешеный. И для того, чтобы платить за учебу, поскольку средств у его родителей не хватало, и для того, чтобы успешно ее закончить. А в тридцать лет «выбился в люди»: он сейчас заведующий отделением в одной из известных больниц, его ценит начальство, им восхищаются коллеги. У доктора Лефевра завидное положение в обществе, солидные доходы. Оставалось только приобрести то, чего бедный молодой человек не мог бы себе позволить.
Например, супругу, достойную его.
Арлетта Фанжен, дочь мелких промышленников из Дрё, изучала в Сорбонне историю, не слишком себя затрудняя. Она была, бесспорно, одной из самых красивых девушек среди своих сверстниц, мечтала сниматься в кино. Предпочтя, однако, синицу в руках журавлю в небе, она недолго отвергала ухаживания молодого хирурга с блестящим будущим. Свадьба и медовый месяц… Арлетта почти сразу забеременела, а Винсенту Лефевру очень скоро открылось истинное лицо жены.
Родив Фабиена, она посчитала, согласно ее собственному выражению, свою часть брачного контракта выполненной. Теперь долг Винсента – обеспечить ей роскошную светскую жизнь, для которой она рождена. Но Винсент, работяга, был настроен на другую волну. Его профессия – его религия, как он любил говорить, – требовала его всего целиком, его обязанности становились все многочисленней. У него были не только пациенты, но и ученики и последователи. А у Арлетты – друзья, куча друзей, потом любовники, много любовников.
С годами Винсент Лефевр совсем уходит в себя. Он целиком посвящает свое время больнице и многочисленным частным пациентам, с которых взимает высокую плату. Он не отдыхает никогда. Относительно расслабиться ему позволяют только одиночество и электронные шахматы, ставящие перед ним бесконечное множество задач.
