семью. Мне пришлось уйти из родительского дома, прихватив с собой виолу, и стать странствующим менестрелем. Я исходил всю Фризию, немало побродил по дорогам Нейстрии и Арморика, то находя случайное пристанище в каком-нибудь замке, то забавляя простых людей в тавернах и на ярмарках. Мне, дворянину, приходится, как шуту, добывать себе пропитание пением и развлечениями...
Юноша умолк, а его лицо застыло, словно окаменело. Сейчас Обер казался человеком, перенёсшим десятки лет страданий и обид.
У Алекто, которая искоса с любопытством разглядывала менестреля, вдруг родилось странное желание. Ей хотелось и пожалеть Обера и вместе с тем признать его мужественность – недаром рядом с ним она почувствовала себя хрупкой и беззащитной. Отогнав смутившие её мысли, она, тем не менее, не сумела так же легко избавиться от тревожных сомнений: почему Дорестадец выбрал Дом папоротников?
- Расскажите, Обер, как вы попали на Раденн? – не выдержала Алекто.
- Герцог Ортенау, в замке которого я выступал, оказал мне добрую услугу: взял с собой на борт корабля, следующего на остров.
- Герцог Ортенау? Тогда вы, наверное, знакомы с мадам Радегундой?
- С любовницей герцога?
- Радегунда – его любовница? – Алекто не сдержала своего изумления.
- Когда герцог болел, она ухаживала за ним, а потом между ними вспыхнули чувства, которые мы, менестрели, в своих песнях называем «мечтой о блаженстве», – пояснил Обер. – Но, поскольку Его Светлость женат, мадам Радегунда остаётся подругой и усладой его сердца.
- О Бруидене да Ре вам рассказала мадам Радегунда? - не в силах преодолеть собственное любопытство, снова спросила Алекто.
Менестрель подтвердил её догадку:
- Мадам Радегунда родом с Раденна, хорошо знает остров и его жителей. Она так и сказала мне: «Если вам, Обер, повезёт выиграть музыкальные состязания, выберите в качестве награды пребывание в Доме папоротников. Владелицы поместья – добрые женщины, они не откажут вам в радушном приёме».
- Что ж, это правда, Бруиден да Ре славится своим гостеприимством, - согласилась с мнением Радегунды Алекто и тут же была вынуждена предупредить Обера: - Только не ждите, что в нашем доме вас будут угощать так же щедро, как в замке герцога Ортенау. К сожалению, Дом папоротников переживает сейчас не самые лучшие времена.
- Не беспокойтесь, мадемуазель, я это как-нибудь переживу, - с улыбкой поспешил успокоить её Обер. – Нам, странствующим музыкантам, порой приходится спать под открытым небом и подбирать крошки с господского стола...
Едва менестрель произнёс эти слова, как музыка зазвучала веселее, а пары закружились быстрее. Танцоры взяли девушек за талию, а танцорки, словно птицы, порхнули к ним объятия.
Обер, впервые обхватив стан Алекто, залился горячим румянцем. Потом закружил девушку, как пёрышко, и, упав перед ней на колено, прижал край её юбки к своим губам.
Ни Алекто, ни её кавалер не видели, как Данафрид де Туар, с горящими гневом глазами, словно ураган, растолкал людей и кинулся к двери. Маркграф проводил сына тяжёлым взглядом и затем посмотрел в сторону Алекто и менестреля из Дорестада. Молчаливый и мрачный, Эд де Туар казался олицетворением грозовой тучи, готовой вот-вот разразиться молнией и громом.
Но тучи, настоящие грозовые тучи, пришли со стороны моря, которое вдруг стало угольно-чёрным. Остров погрузился в густой сумрак, кое-где разрываемый вспышками молний; раздался глухой шум, похожий на отдалённые раскаты грома.
Музыка перестала играть; гомон умолк; люди бросились прочь со двора, торопясь найти укрытие от грозы. Кто-то бежал к конюшням, кто-то жался к хозяйственным постройкам, и лишь немногим было позволено провести эту ночь в маркграфском замке.
- Похоже, надвигается настоящая гроза. – Алекто посмотрела на небо, по которому плыли, клубясь, свинцово-тяжёлые тучи. – Жаль, ведь если бы не ненастье, мы могли бы танцевать до самого утра...
- Вы боитесь грозы, мадемуазель? – спросил Обер, слегка обеспокоенный.
- Нет, - с улыбкой ответила Алекто, - но мне бы не хотелось промокнуть до нитки.
- Мне тоже.
- Тогда бежим! – И с этими словами Алекто бросилась к воротам.
Обер ловко перепрыгнул через ручей между холмами и протянул руку, чтобы помочь Алекто, но она опередила его и теперь бежала по знакомой дороге к мерцавшим в темноте огням Дома папортников.
Но тут на остров с пронзительным свистом налетел вихрь, и на весь небосклон, от края до края, упала сплошная завеса дождя, сгущавшаяся с каждой минутой. Огоньки факелов, горевших в поместье Бруиден да Ре, мигнули в последний раз и внезапно исчезли в непроглядной ночной мгле.
Алекто, растерянная, остановилась. Всё вокруг поглотил мрак; наполняя грохотом гулкое пространство между небом и землёй, бесновалась буря.
- Мы заблудились? – догадался Обер: он стоял теперь рядом с Алекто, так близко, что его рука касалась руки девушки.
Алекто не знала, что ответить. То, что она не могла найти дорогу домой, когда Бруиден да Ре был уже так близко, казалось ей каким-то глупым недоразумением.
Между тем мрачное небо над головой, застланное тучами, время от времени располосовывали молнии; холодные дождевые струи безжалостно хлестали по лицу.
Когда в небе снова сверкнула молния, Алекто вдруг увидела маяк. И в то же мгновение его свет разорвал дождевую завесу, как бы приглашая войти в него, предлагая заблудившимся путникам надёжное укрытие. Море, такое же тёмное, как и небо, вздымалось и высоко вскидывало волны, окаймлённые белой бархатной пеной.
- Мы можем переждать грозу на маяке! – Сквозь шум ливня до Алекто донёсся голос менестреля.
- Не самая удачная мысль! – Так же, крича, чтобы быть услышанной, возразила Алекто. – На маяке не рискнул бы остаться на ночлег даже самый отчаянный и бесстрашный рыбак. С давних времён в этих краях существует поверье: смотритель маяка – не человек, а призрак. И призрак не слишком добродушный...
- Смотритель маяка - призрак? – удивился Обер. – Не может быть!
- Может!
Голос Алекто перекрыл очередной раскат грома. Она вздрогнула в своём насквозь промокшем, ставшем ощутимо тяжёлым бархатном платье.
- Вы же можете простудиться! – крикнул Обер и, схватив Алекто за руку, увлёк за собой.
Они бежали сквозь пелену дождя; позади смыкалась непроглядная темнота, впереди – в синем свете частых вспышек молнии – на них надвигались, всё ближе и ближе, суровые прибрежные скалы.
Когда до маяка оставалось всего несколько шагов, Алекто вдруг резко остановилась.
- Я не пойду туда! – заявила она; голос её дрожал – от холодного дождя или, может,
