быстро сообразила.
– …Это, должно быть, вас расстраивает.
Мари пожала плечами.
– Все не так уж плохо.
– Разве вам никогда не хотелось рассказать людям, на что вы способны? Показаться в другой ипостаси?
Рычание Стюарта прозвучало очень громко и очень угрожающе в последовавшей за этими вопросами потрясенной тишине. Девочки смотрели на Вики так, будто она сделала им какое-то непристойное предложение.
– Ладно. Я уже поняла, что нет.
«Нельзя судить их по человеческим меркам. Постарайся это помнить».
– А как насчет задушевных друзей?
По виду Шторма и Тучи невозможно было угадать, что они думают. Мари и Дженнифер выглядели озадаченными.
– Я имею в виду бойфрендов.
Обе девочки сморщили носы с одинаковым отвращением.
– Люди пахнут неправильно, – коротко объяснил Стюарт. – Никаких «задушевных друзей» среди них не бывает.
– Пахнут неправильно? – переспросила Вики.
– Да.
Вики решила оставить эту тему – ей не хотелось в столь поздний час обсуждать аспекты размножения вервольфов. Однако две вещи необходимо было обсудить. Первая все еще вызывала у Вики смущение, и за год без малого работы частным детективом она так и не придумала, как можно сказать об этом не напрямик.
– Насчет моего гонорара…
– Мы сможем расплатиться, – ответил Стюарт и кивнул, когда она назвала сумму.
– Хорошо. – Вики сплела пальцы и мгновение разглядывала их. – Еще вот что. Когда я найду виновника, что будет? Мы не сможем подать на него в суд. Его нельзя по закону привлечь к ответственности за убийство, не выдав существование вашего племени.
Стюарт улыбнулся, и Вики, несмотря на жару, почувствовала, как по спине пробежал холодок.
– Он ответит по нашим законам. По законам стаи.
– Значит, месть?
– А почему нет? Он убил двух членов стаи без всяких причин. Кто имеет больше прав быть судьей и присяжными?
Действительно, кто?
– Нет другого способа остановить убийства, – тихо сказал Генри.
Ему казалось, что понимает колебания Вики, хотя бы теоретически. Сформировавшейся в шестнадцатом веке этике легче смириться со справедливостью, идущей вразрез с законом, чем этике, сформировавшейся в веке двадцатом.
Все дело, как внезапно осознала Вики, сводилось к следующему: чья жизнь имеет бо́льшую ценность – тех, кто находится в этой комнате, или маньяка, совершающего одно убийство за другим? Или группы таких маньяков. Если задать вопрос подобным образом, ответ казался не таким уж сложным.
– Тогда я хотела бы проверить тех трех людей, которых вы внесли в список.
– Мы их проверили… – начал Дональд, но Стюарт перебил:
– Сегодня уже поздно что-либо предпринимать. Мы предоставим вам информацию завтра.
Вики знала, что вервольфы попытались провести собственное расследование после того, как была убита сестра Надин. Ее не удивляло, что они занялись расследованием, но огорчало: как говорил ее опыт, дилетанты только все портили.
– Вы что-нибудь выяснили?
Стюарт вздохнул и провел обеими руками по волосам.
– Только то, что уже знали. Доктор Диксон – очень старый человек, который не предавал нас более сорока лет и вряд ли предаст сейчас. Артур Фортрин уехал на север в конце июля и вернется только на День труда [7]. А у партнера Колина, Барри, есть и навыки, и возможности для совершения убийства.
Вики постучала ручкой по бумаге.
– Это говорит не в пользу Барри.
– Да, – согласился Стюарт. – Не в пользу.
– Привет, Колин! Подожди минуту…
Колин вздохнул и прислонился к открытой дверце грузовика. Ничего другого ему не оставалось: если бы он запрыгнул внутрь и с ревом умчался в облаке выхлопных газов, это ничему бы не помогло.
Он смотрел, как напарник идет к нему по темной парковке, лавируя между машинами ночной смены. Брови Барри Ву были сведены в букву V, и он очень смахивал на человека, который хочет получить ответы на кое-какие вопросы. Именно такой ситуации Колин пытался избежать.
– Что с тобой, Хиркенс? – Барри Ву резко остановился и свирепо уставился на Колина. Струйка воды стекала по его лицу с мокрых волос, он сердито ее смахнул. – Сначала ты всю смену ведешь себя как отпетый засранец, а потом ускользаешь, пока я в душе, не сказав даже: «До завтра» или «Пошел на хрен».
– Ты мой напарник, Барри, а не мой супруг.
Попытка разрядить напряжение постыдно провалилась. Колин все еще чувствовал запах чужого гнева и сделал все возможное, чтобы не разозлиться в ответ, вовремя подавив зародившееся в глотке рычание.
– Правильно, я твой напарник… Давай оставим в стороне тот факт, что я считал себя твоим другом… И как напарник, я имею право знать, из-за чего тебя так скрутило.
– Это касается только стаи…
– Чушь собачья! Когда это влияет на твою работу… На нашу работу, как сегодня вечером, это и мое дело тоже! Смена с трех до одиннадцати достаточно проблемная и без твоих закидонов.
«Хорошо. Если ты действительно хочешь знать – мы думаем, что ты убил двух членов моей семьи».
Вот только Колин так не думал, не мог так думать, ему приходилось так думать.
Он обыскал шкафчик Барри, багажник его машины, даже быстро обшарил его квартиру, когда однажды вечером они пили пиво после работы. Он не нашел ничего, кроме винтовок, которые, как уже знала стая, имелись у Барри. Никаких признаков того, что он стрелял серебряными пулями. И в лесу нигде не ощущалось его запаха. Если Барри и вправду был дважды убийцей, он не разбрасывал улики где попало. А если убийца не он, Колин не нашел ничего, что могло бы его оправдать.
Он хотел задать напарнику прямой вопрос, но вожак стаи запретил. Разрываясь между законами стаи и новой преданностью, Колин едва держал себя в руках.
Он вскочил в грузовик, захлопнул дверцу и прорычал:
– Послушай, я хочу тебе сказать, но не могу. Просто забей!
Он включил передачу и с визгом шин умчался со стоянки, прекрасно зная, что Барри не оставит его в покое. Он будет снова и снова возвращаться к этому вопросу и рвать его, как Мрак рвал тапку, пока от тапки не оставались только клочья и малыш не понял наконец, из чего она сделана.
Колин не предвкушал завтрашнюю смену. Но до завтрашнего вечера было еще далеко, и, возможно, та крутая женщина-детектив из Торонто, которую Генри Фицрой убедил нанять, сможет что-нибудь придумать.
– Когда я выберусь из города, – сказал Колин своему отражению в зеркале заднего вида, – я долго и с чувством буду выть. Я это заслужил.
Он наблюдал, как Колин возвращается домой.
Даже через оптический прицел было видно, что вервольф в плохом настроении.
Легко держа палец на спусковом крючке, он следил за Колином, пока тот шел от грузовика к дому. Ничто не мешало сделать выстрел, и все же он не смог сильнее нажать на крючок. Он говорил себе, что это слишком опасно, поблизости слишком много других вервольфов, но в глубине души знал, что все дело в полицейской форме. Колину придется умереть в другом своем обличье.
На окнах задвигались тени, свет на кухне погас, дом погрузился во тьму.
Огонь забрал бы многих из них, но он сомневался, что сможет подобраться достаточно близко, чтобы поджечь дом.
Осторожно держась с подветренной стороны, он вернулся к дороге, к своей машине. Старые навыки нашли новое применение. Сегодняшняя разведка дала мало информации и не дала никаких шансов убить, но, подобравшись к дому так близко, он убедился: победа – только вопрос времени.
Однако в доме были гости, о которых следовало подумать. Пока он не выяснит, кто они такие, он ничего против них не предпримет. Он не хотел, чтобы на его совести было убийство невинных людей.
Генри стоял у кровати и смотрел, как спит Вики. Одна ее рука была закинута за голову, другая лежала на животе. Простыня, как и темнота, почти не скрывали ее от взгляда вампира. Он наблюдал за дыханием женщины, слушал ритм ее сердца, следил за тем, как кровеносные жилки пульсируют на запястье и горле. Даже во сне ее жизнь светилась в комнате, как маяк.
Он чувствовал, как нарастает голод. Может, разбудить ее?
Вики спала, слегка приподняв уголки губ, как будто знала какую-то приятную тайну.
Нет. Для одной ночи она уже повидала
